Тени прошлого (ЛП)

— Знаешь что, Джордж? Прости, но мне от этого не легче! Элиас — мой сын, и это — моя жизнь. Моя судьба, о которой я должна была рассказать ему. Только я. И тогда, когда сама решу, что время для этого пришло. Я доверяла вам всем, надеялась, что вы будете бережны с моим сыном, что будете уважать мои решения и мой выбор. И что получается в итоге? Мой малыш шокирован и выбит из колеи… Мой мужчи… Люциус чувствует себя нежеланным гостем, а сама я весь вечер только и делаю, что сглаживаю острые углы. Так, ладно… мне нужно идти, — закончила она, отворачиваясь от Рона и Джорджа. — Прошу прощения, что испортила вечеринку и превратила ее в драматический спектакль, — тихо извинилась Гермиона перед всеми остальными. — Гарри, Джинни, желаю вам хорошо отдохнуть! И пришлите мне сову, когда вернетесь из поездки.

Кивнув на прощание всем вместе и никому в отдельности, Гермиона, не дожидаясь ответов, вышла во двор, быстро прошла к антиаппарационной границе и уже через секунду оказалась на крыльце своего дома. Чуточку поколебалась, прежде чем войти, но потом глубоко вдохнула и открыла дверь.

Пройдя в гостиную, она увидела обоих (отца и сына), сидящих рядышком на диване и внимательно уставившихся на нее. Уже одетый в пижаму Элиас — настороженно и выжидающе, а Люциус — нервно и мучительно. От их взглядов откуда-то из желудка к горлу начало подниматься отвратительное ощущение тошноты. Гермиона почувствовала, как у нее дрожат руки и решительно сжала ладони в кулаки.

— Думаю, перед тем, как начать разговор, лучше приготовить нам с тобой чай, а Элиасу — какао. Как вы считаете? — тихо спросила она, проходя на кухню. Ни один из них не произнес ни слова.

Да, она оттягивала разговор, как только могла, и надеялась, что Люциус сейчас солидарен с ней, хотя, как знать — ведь он уже сидит здесь с Элиасом какое-то время в мучительной и пугающей тишине. А вернувшись через несколько минут, поняла, что успокоиться так и не удалось.

Раздав всем кружки, Гермиона, скрестив ноги, присела на полу рядом с Люциусом и мягко улыбнулась сыну. Что ж! День, которого она боялась и вожделела; день, когда ее умалчивание и ложь раскроются; день, когда ей придется открыто признать свои ошибки, и день, когда она «официально» признает, что ее сын не только «ее» — этот день наступил!

— Ладно, детка, ты можешь спросить у нас обо всем, что хочешь знать, и мы постараемся тебе все объяснить, — обратилась она к Элиасу.

Тот неторопливо куснул зефир, принесенный матерью к какао, и, задумавшись, нахмурил маленькие бровки.

— Мам, ты знаешь, что Лушиус — мой папа? — с очаровательной невинностью спросил он.

— Ну конечно, знаю, — Гермиона не смогла сдержать улыбку. — Сынок, прежде чем мы продолжим этот разговор, расскажи нам, что именно ты сам знаешь о том, откуда берутся детки. Хорошо? — она надеялась, что ответ Элиаса поможет ей определиться с объяснениями, да и вообще понять, в какую сторону им двигаться, а чего лучше не касаться.

— Я знаю, что мамы и папы спят в одной постели, а потом мама поправляется, толстеет и после этого рождается ребеночек, — серьезно произнес Элиас и тут же спросил. — Так значит, вы спали в одной постели, а потом мама толстела?

— Элиас, мы с твоей мамой знаем друг друга очень давно. Еще с тех пор, когда она училась в Хогвартсе, — тихо начал Люциус. — И я действительно спал с ней в постели… однажды. Но потом должен был уехать. Очень далеко и надолго…

— Ох… ты что ли не хотел себе маленького мальчика, да? — настороженно и испуганно выдохнул Элиас, и Гермиона чуть не заплакала от того, каким тоном он задал этот вопрос. — Так вот почему ты уехал?

— О, Господи, конечно же, нет! — голос Люциуса смягчился, хотя и оставался немного напряженным, когда он потянулся к Элиасу и усадил его к себе на колени. — Это совсем не так. Я даже мечтать не мог о таком замечательном маленьком мальчике, как ты. Просто… Я не знал, что у нас с мамой будет ребеночек, когда уехал. А потом находился так далеко, что она не могла связаться со мной и сообщить о том, что у нее родился ты. И только вернувшись и найдя маму, я узнал, что у меня, оказывается, есть маленький сынок.

— Ты был так далеко? Ты что ли был в заднице? — широко раскрыв глаза, спросил Элиас.

(Опять игра слов. Элиас выговаривает Азкабан, как Асскан (ass по-английски — задница))

— Элиас, задавать такие вопросы невежливо и невоспитанно, — мягко укорила его Гермиона, про себя думая о том, откуда четырехлетний малыш мог узнать об Азкабане. Без сомнения от кого-то из ее друзей.

«Да уж, они любят рассказывать Элиасу о войне и о собственном героизме, проявленном в то время».

— Я не хочу врать тебе, Элиас, и не буду. Хочу быть честным с тобой, всегда. Да, я был в Азкабане, хотя думаю, что ты назвал это место гораздо правильней, — Малфой грустно улыбнулся.

Гермиона знала, как нелегко и даже стыдно ему признаваться в этом их сыну. Элиас обожал его и искренне восхищался, а признание могло испортить всё. Люциус сильно рисковал сейчас, признаваясь в своем прошлом, ведь он мог потерять любовь, доверие и уважение мальчика.