В следующий миг обе упали на твердую землю оранжереи. Пурпурные цветы дождем посыпались на них.
Рэйн прижалась к ней и тихо заплакала. Она даже не всхлипывала, будто боялась тревожить бабочек. Викки ласково погладила ее по спине. У нее самой сердце еще не успокоилось, но дышалось при этом намного легче, чем в последние дни. Она рассматривала тени растений вокруг них, которые создавало заходящее солнце. Она чувствовала, что будет скучать по прыжкам через тени. Но она также знала, что никогда больше туда не войдет. Их сила ослабла. А во тьме не таилось ни капли тепла. И, хотя воздух в оранжерее был знойным и влажным, ей вдруг стало холодно. Она прижала Рэйн ближе к себе и ласково вытерла слезы с ее лица. Она уже хотела отвернуться, когда что-то бросилось ей в глаза.
Нерешительно она наклонилась за письмом, которое выронил Джек Вудс, и хотела еще раз перечитать строчки, что написала Рэйн, чтобы разжечь жадность отца Эбби и заманить его в поместье, но тут Рэйн забрала у нее листок и улыбнулась. Затем она подошла к столику Скай, взяла в руки тонкую иглу и закрепила письмо на холсте рядом с коллекцией бабочек ее сестры. Она вытерла слезы и с трудом улыбнулась.
Когда они снова посмотрели друг на друга, во взгляде Рэйн больше не осталось боли.
– Разве это не прекрасный день? – спросила она точь-в-точь как Скай. Вместе сестры медленно вышли из оранжереи на улицу. Вечерний воздух веял прохладой, а нежно-лазурное небо простиралось над ними. Внизу, на сопках, паслись лошади. Вздохнув, девушки глубоко вдохнули и выдохнули.
– Прекрасный день для любви, – согласилась Викки и, оглянувшись на свое отражение в стеклах оранжереи, поняла, что поступила правильно. Ненависть исчезла, зато вернулась сияющая бирюза воспоминаний об их сестре Скай.
Навстречу солнцу
В ночи Темза казалась совсем черной. Бастиан опустил весло в воду. Он уперся ногами в подножку лодки и откатился чуть назад на роликовом сиденье. Гичка бесшумно скользила по воде, и слышалось только хриплое дыхание Бастиана. Он согнул колени, подался вперед и сделал следующий ход. Его дыхание выровнялось, и сердце билось очень спокойно, хотя он прилагал немало усилий, переплывая реку. Как и всегда, гребля его успокаивала. Он следовал за золотым лунным светом вниз по реке, который, как белая краска, освещал гребни волн.
Его мышцы дрожали от напряжения, и он чувствовал, как на коже выступил пот. Наступила осень. Раньше ночами было не так прохладно. Несмотря на это, Бастиан не собирался останавливаться. Он нуждался в гребле. После этого сумасшедшего дня. После этой тяжелой недели.
Он закрыл глаза и снова взмахнул веслами. Вдоль берега неслись тени, и ему вдруг показалось, что он слышит голос брата, который предлагает ему устроить гонку.
Бастиан напрягся. Его движения стали быстрее. Он крепче перехватил весла. Растяжение, изгиб, погружение, прохождение. Вперед и назад. За ним тянулись тени, но он не обращал на них внимания. Они потеряли свое значение. Они больше не были его частью. Так же, как и его брат.
Бастиан вздохнул, и когда он в очередной раз погрузил весло в воду, лопасть весла слегка крутанулась. Вода плеснула ему в лицо, и гичка покачнулась.
Тристан бы сейчас наверняка воспользовался его ошибкой, обогнал бы его.
Бастиан снова тяжело вздохнул. Горло его сжалось, и он попытался отогнать мысль о том, насколько опустошенным он себя чувствовал. На вилле он теперь остался совсем один. Он уже не мог сосчитать, сколько раз за последние дни он приходил в комнату Тристана, долго стоял на пороге и все ждал услышать его слегка насмешливый голос.
Снова весло неуклюже плюхнулось в воду, и Бастиан, тяжело дыша, поднял голову. Он провел рукой по волосам, в то время как гичка постепенно замедлилась. Он не хотел думать о доме. Об этой невыносимой тишине в доме. О Тристане. Он запрокинул голову, словно таким образом его слезы, обжигавшие веки, не могли пролиться.
Он огляделся. Он находился уже далеко от Даркенхолла. Но боль все не отпускала. Предстояло принять непростое решение.
Решение, которое Оуэн назвал последним из важнейших.
Бастиан потер лицо. Собственно, все решения, принятые на прошлой неделе, стали очень важными. Важными и значимыми. Он не смог бы решиться на это один.
Он готов был сдаться. Он развернул гичку и снова взмахнул веслами. Оуэн, должно быть, уже ждал. А на востоке постепенно занималась заря. Начинался новый день. Пора возвращаться домой и принять окончательное решение.
Костяшки его пальцев побелели, так крепко он сжимал рукоятки весел. Гичка теперь плыла по течению, и он смог перевести дыхание. Он уже не думал о прошлой неделе. Вместо этого спросил себя, что принесет предстоящий день. Возможно, это станет новым началом?
Берег и причал освещал лишь фонарь, одиноко горевший в лодочном сарае. Бастиан направил гичку к причалу, и несколько капель воды попало внутрь. Он чувствовал, что не один, хотя еще никого не видел. Тут кто-то прятался, и это казалось таким же верным, как и то, что скоро должно взойти солнце.