– Да. Чтобы прятаться и растворяться среди теней. Чтобы штурмовать замки. Но не для бала. В прошлый раз я отпустила тебя в черном, а потом всю зиму мучилась.
– Если так, то у вас, наверное, мало своих забот.
Калла укоризненно покачала головой и обернулась к коллекции платьев. Лайла ощупывала их взглядом, поморщилась при виде яично-желтой юбки, пурпурных бархатных рукавов. Они походили на спелые фрукты, на изысканные десерты. Лайле хотелось выглядеть величественно, а не пробуждать аппетит.
– Вот, – сказала Калла и сняла с вешалки одно из платьев. Лайла внутренне сжалась. – Нравится?
Оно было не черное, но и не конфетно-яркое. Темно-зеленое, как ночной лес, где сквозь листву пробиваются лунные лучи.
В первый раз Лайла сбежала из дома – если его можно так назвать, – когда ей было десять лет. Она пришла в Сент-Джеймсский парк, забралась на невысокое дерево и просидела там всю ночь, дрожа от холода и глядя сквозь ветки на луну, мечтая о дальних краях. Утром притащилась обратно и обнаружила дома беспробудно пьяного отца. Он даже не заметил, что дочка пропадала.
Калла заметила тень у нее на лице.
– Не нравится?
– Очень красивое, – сказала Лайла. – Но не для меня. – Она с трудом подбирала слова. – Не для той, какая я сейчас. А для той, какой была раньше.
Калла кивнула, повесила платье обратно.
– Ну-ка, ну-ка… – Она отыскала еще одно. – А вот это?
Платье было… неописуемое. Цвет где-то между синим и серым, и все усеяно тысячами серебряных капелек. По лифу и рукавам пробегали лучи света, и казалось, что платье переливается сумрачным блеском.
Оно вызывало в памяти море и ночное небо. Блеск ножей, звездный свет и свободу.
– То, что надо, – прошептала Лайла.
Она попыталась примерить платье и только сейчас поняла, как сложно оно устроено. В руках у Каллы оно выглядело как стопка красиво сшитых лоскутов, но на самом деле представляло собой очень хитрую конструкцию.
Очевидно, этой зимой в моде были сложные фасоны – сотни застежек, пуговиц, зажимов. Изрядно повозившись, Калла как-то умудрилась переодеть Лайлу в новый наряд.
–
Лайла осторожно посмотрела в зеркало, ожидая обнаружить на себе хитроумное пыточное устройство. Но вместо этого ахнула от изумления.
Сложный фасон придал худенькой фигурке Лайлы округлости, пусть и скромные. У нее появилась талия. Выше талии платье мало чем помогло, поскольку работать было практически не с чем, но, к счастью, этой зимой было модно подчеркивать плечи, а не бюст. Воротник смутно напомнил Лайле изгиб ее новой маски. Это воспоминание придало ей сил.
Строго говоря, это был еще один маскарадный костюм.
К огорчению Каллы, Лайла осталась в узких черных брюках и сапогах, заявив, что их все равно никто не увидит.
– Надеюсь, снять платье будет проще, чем надеть? – спросила Лайла.
Калла приподняла бровь:
– Думаешь, мастер Келл не знает, как это делается?
Лайла вспыхнула. Надо было развеять догадки портнихи еще много месяцев назад, но из-за этих догадок – о том, что Лайла и Келл… гм… обручены или хотя бы как-то связаны – Калла в первую очередь и согласилась ей помогать. И помощь ее была неоценимой. Так что – прочь, гордость.
– Сначала надо отстегнуть вот это. – Калла показала две булавки внизу корсета.
Лайла потянулась руками за спину, ощупала кружева, размышляя, можно ли спрятать под ними кинжал.
– Сядь, – велела портниха.
– Не знаю, получится ли…
Калла укоризненно покачала головой и указала на табуретку. Лайла осторожно опустилась.
– Не бойся. Платье не порвется.
– Я не за платье боюсь, – пробормотала Лайла. Неудивительно, что женщины, которых она обкрадывала, так часто падали в обморок. Они просто не могли дышать, и Лайла была уверена, что их корсеты не были и вполовину такими тесными.
«Хватит ныть, – велела себе Лайла. – Я и пяти минут в платье не проходила, а уже расхныкалась».
– Закрой глаза.
Лайла недоверчиво моргнула.
–
Доверять Лайла не умела. Но, раз уж начала, придется пройти до конца, тем более что на ней новое платье. Она закрыла глаза, и Калла втерла что-то под бровями, а затем в губы.
Не раскрывая глаз, Лайла чувствовала, как по волосам прошлась расческа, мягкие пальцы начали перебирать пряди.
За работой Калла напевала, и Лайле внезапно взгрустнулось. Мамы не было на свете уже давно, и Лайла с трудом воскрешала в памяти прикосновение ее рук, звук ее голоса.
«Тигр, о тигр, светло горящий…»
Ладони вспыхнули, и Лайла, опасаясь ненароком поджечь платье, поспешно свела их и сосредоточилась на ковровых стенах палатки и легкой боли от заколок, скользящих по голове.
Заколки были из полированного серебра. Лайла узнала их – они хранились в шкатулке, которую она отдала Калле для уплаты долга.
– Верни их мне, – попросила Калла, закончив. – Они мне нравятся.
– Обязательно, – пообещала Лайла. – После бала это платье мне больше не понадобится.
– Все женщины считают, что платье нужно им только на один вечер.