Тени Солнца

Кристин с пухлыми розовыми ножками, выглядывающими из-под оборок юбки, и с личиком задумчивого ангела под мягкими и короткими, как у мальчика-пажа, волосами. «Я люблю тебя больше всех», — говорит она, обхватив его лицо липкими от мороженого ладошками.

Саймон — маленькая копия отца, вплоть до носа. На коленках ссадины, лицо чумазое. От него не дождешься никаких нежностей, но зато в нем зарождается товарищеское чувство, что редкость для ребенка шести лет. Они разговаривали обо всем, начиная от религии — «Почему Иисус не брился?» — и заканчивая политикой — «Папа, а когда ты будешь премьер-министром?»

Одиночество сжимало грудь, как удав. Брюс затушил сигарету о подошву и попытался найти спасение в ненависти к женщине, которая когда-то была его женой и которая отняла у него детей.

Но ненависть тоже оказалась холодной, словно остывший вонючий пепел. Он знал, что винить только жену нельзя. Это был и его провал. Возможно, если бы он сдержался, если бы не сказал тех горьких слов… Возможно… Но сказанного не вернуть. «Все кончено, я один. Хуже одиночества ничего нет. Это разоренная высохшая земля».

В темноте кто-то шевельнулся почти рядом с ним. Чуть слышно зашуршала трава. Брюс замер. Правая рука сжала винтовку. Он медленно поднял ее и напряженно вгляделся в темноту, скорее чувствуя, чем видя.

Снова шорох, уже ближе. Хрустнула ветка. Брюс нацелил винтовку на звук, указательным пальцем готовый спустить курок, а большим пальцем придерживая предохранитель. Глупец. Как будто специально напрашивался на неприятности. И вот пожалуйста — балуба. В тусклом свете звезд Керри разглядел осторожно передвигающийся силуэт. Интересно, сколько их. Если подстрелить этого, там может оказаться еще дюжина. Что ж, придется рискнуть. Выстрелить и помчаться. Фигура остановилась, прислушиваясь. Брюс видел очертания головы — без каски, не свой. Он поднял винтовку и прицелился. Слишком темно, но на таком расстоянии он не промажет. Брюс сделал глубокий вдох, приготовившись выстрелить и побежать.

— Брюс? — Тихий испуганный шепот Шермэйн.

Он вскинул дуло вверх. Господи… Чуть ее не убил.

— Да, я здесь, — хрипло ответил он.

— А, вот ты где.

— Ты почему ушла из лагеря? — накинулся он на нее, отойдя от шока.

— Прости, Брюс. Я решила посмотреть, все ли у тебя хорошо. Тебя так долго не было.

— Ладно, иди обратно и больше так не делай.

Наступила тишина, а потом Шермэйн, не в силах скрыть обиду, тихо сказала:

— Я принесла тебе поесть. Ты, наверное, голоден. Прости, если что не так.

Она подошла к нему, поставила что-то перед ним на землю и ушла.

— Шермэйн!

Он хотел, чтобы она вернулась, но ответом ему было шуршание травы, а потом тишина. Брюс снова остался один.

Он поднял тарелку с едой.

«Дурак. Тупица. Грубиян. Ты ее потеряешь, и ты это заслужил. Ничему ты не научился, да, Керри? И еще не знаешь, что за эгоизм следует наказание?»

Он посмотрел на тарелку. Тушенка, нарезанный лук, хлеб, сыр.

«Да, теперь знаю, — сказал он себе решительно. — Между мной и этой девочкой будет все гладко. Больше такого не повторится. Я избавлюсь от дурного нрава и жалости к себе».

Он съел все с жадностью, внезапно осознав, что очень голоден. Затем встал и пошел к лагерю.

Его окликнул часовой, и он с готовностью ответил. В темноте солдаты обычно быстро спускают курок. Такая обходительность была необычна.

— Нехорошо ходить одному в лес в темноте, — пожурил его часовой.

— Почему? — спросил Брюс. От плохого настроения не осталось и следа.

— Нехорошо, — уклончиво ответил солдат.

— Привидения? — попытался поддразнить его Брюс.

— Тетка мужа моей сестры однажды исчезла, отойдя от хижины на бросок копья. Ни следов, ни криков. Ничего. Я там был. Сомневаться не стоит, — сказал он с достоинством.

— Может быть, лев? — не отставал Брюс.

— Если вы так говорите, значит, так оно и есть. А я знаю то, что знаю. Нехорошо пренебрегать обычаями страны.

Внезапно проникнувшись такой заботой, Брюс положил ему руку на плечо и дружески сжал.

— Я не подумал. Больше не буду так делать.

Он вошел в лагерь. Часовой подтвердил то, о чем Керри смутно догадывался, но не проявлял интереса. Солдаты его любили. Он никогда не обращал внимания на тысячи мелких проявлений этого чувства, а сейчас получил такое удовольствие, которое вознаградило его за только что испытанное ощущение одиночества.

Он прошел мимо бойцов, сидящих у костра, к «форду», который стоял во главе колонны. Вглядевшись в стекло, он заметил на заднем сиденье Шермэйн, завернувшуюся в одеяло, и постучал в окно. Она села и опустила стекло.

— Что? — спросила она холодно.

— Спасибо за еду.

— Не за что. — Голос чуть потеплел.

— Шермэйн, я иногда говорю не то, что думаю. Ты появилась неожиданно, и я чуть тебя не застрелил.

— Это моя вина. Не стоило мне за тобой идти.

— Я грубиян, — продолжал Брюс.

— Да. — Шермэйн рассмеялась. — Ты был груб, но не без причины. Давай забудем. — Она положила руку ему на локоть. — Отдохни, ты ведь два дня не спал.

— Поедешь со мной завтра на «форде», чтобы я точно знал, что прощен?

— Конечно, — кивнула она.

— Спокойной ночи, Шермэйн.

— Спокойной ночи, Брюс.