Тени Старого Арбата

– Да, конечно… – рассеянно обронил Кречетов. – Она говорила, что Михаил собирает книги и вещи доктора Самарова. Это было во время ужина.

– В тот день, когда в столовую приходила старуха.

– Это я тоже помню.

– Жаль ее… – проронила Ольга, но вдруг добавила: – Хорошо, что комнату сразу вымыли. Каково было бы ходить мимо двери покойницы!

– К чему вы это сказали?

– Юлечка, как только проснулась, сразу забежала ко мне. По счастью, в комнате старухи все уже было прибрано.

– Простите, что вы сказали? – переспросил Кречетов.

– Леся к тому времени все помыла и вынесла постель. – Она передернула плечами от отвращения. – Брррр!

– Нет, не то… Вы упомянули про хозяйку этого дома.

– Я сказала, что утром Юлия заглянула ко мне.

– После того как вымыли комнату Полины Аркадьевны? Я правильно понял?

– Да. И старуху к тому времени уже увезли в морг.

– Юлия Сергеевна знала о ее кончине?

– Об этом она узнала от меня и сделалась сама не своя. Даже заплакала.

– А Леся к тому времени уже прибралась в комнате? – повторился Кречетов, что-то обдумывая.

– Ну да…

– И вынесла постель?

– Я же сказала, – ответила Ольга и вдруг прислушалась: – Кажется, в гостиной кто-то шумит.

– Там Леся пылесосит ковер.

– Нет, – протянула она. – Я слышу громкие голоса.

– Что ж… Мне нужно идти. – Кречетов вернул Ольге книгу и вышел из комнаты.

В коридоре он и вправду услышал крик:

– Не смей со мной говорить в таком тоне! – голос Юлии оборвался на самой высокой ноте.

Кречетов поспешил в гостиную и, войдя туда, увидел разгоряченного Глеба и Юлию. Они стояли у рояля и с ненавистью глядели друг на друга. Ирина Владимировна и Кира сидели на диване, по их лицам было ясно, что ситуация вышла из-под контроля.

Не обращая внимания на Кречетова, Глеб сдержанно произнес:

– Женщина должна отвечать за свои поступки, иметь внутренний контроль. Если хочешь, называй его совестью.

– А я эту совесть не заказывала! – крикнула Юлия. – Она мне тысячу лет не сдалась!

– Здесь ты права… – хмыкнул Глеб. – Принудишь иную женщину к самоконтролю, и будет она его носить, как бульдог намордник.

– Ты – мерзкий шовинист! Кусаешься потому, что уязвлен. Брось хитрить, признайся в собственной несостоятельности!

– Ну-ну… – Глеб опустил глаза и криво усмехнулся. – Когда хитрит женщина, ее называют мудрой. Когда хитрит мужчина, его называют мерзавцем. – Он поднял глаза на Юлию и процедил: – Что ты подразумеваешь под моей несостоятельностью?

Юлия зло бросила Глебу в лицо:

– Все! И в первую очередь деньги!

Немного помолчав, он проронил:

– Я – ответственный человек и соизмеряю свои расходы с доходами.

– Ты – трус! И тебе не стоит жениться. Ты не обеспечишь свою жену!

– Юля! – вскрикнула Ирина Владимировна. – Остановись! Ты перешла черту.

Глеб вытянул руку, словно призывая ее молчать и дать им договорить.

– В мужской несостоятельности чаще всего виновата женщина, которая тратит больше, чем зарабатывает муж. Как тебе такой тезис?

– Тогда этот мужчина – болван. Не по себе дерево срубил. Не ту женщину выбрал, – холодно провозгласила Юлия. – Есть женщины, которые легко обойдут на поворотах любого мужчину.

– Беда в том, что такие гонки с поворотами всегда плохо кончаются. – Кречетов подошел ближе, чтобы проконтролировать ссору, но лишь подлил масла в огонь.

Глеб рванулся вперед, как будто собирался подраться:

– Такие гадины, как ты, выходят замуж только за деньги! Скажешь, неправда, что вышла замуж по расчету? Скажешь, неправда?!

– Тебе лучше остыть, – сказал Кречетов и оттеснил Глеба к дивану, но тот увернулся и стремительно вышел из гостиной.

– Подлец! – крикнула Юлия и разрыдалась.

Ирина Владимировна бросилась к бару, налила в бокал виски и принесла его дочери:

– Пей. В этом доме все сошли с ума. Решительно все.

Перемежая глотки судорожными всхлипами, Юлия опорожнила бокал, оставив на стекле следы ярко-розовой помады.

Молчавшая до сих пор Кира сказала:

– Ты не имела права так говорить с Глебом.

– Говорю то, что думаю, – огрызнулась Юлия и вернула бокал матери.

Та спросила:

– Налить еще?

– Нет, не надо.

– Глеб во многом прав, а ты не права, – продолжила Кира.

– Ты сама затеяла разговор, а я виновата?

– Мне казалось, что в прошлый раз мы не договорили.

– Идите вы оба к черту! – крикнула Юлия и выбежала прочь из комнаты.

– Иные темы лучше не трогать, – миролюбиво заметил Кречетов.

– Вам следовало прийти на пять минут раньше, – съязвила Кира.

– Я был в библиотеке. Рассматривал первое издание «Евгения Онегина».

– Вас интересует литература? – удивилась Ирина Владимировна.

– Меня многое интересует.

Кира взяла свою сумочку, встала с дивана и попрощалась:

– Всего хорошего. Я уезжаю домой.

Когда она ушла, Ирина Владимировна и Кречетов остались наедине.

– Я не узнаю свою дочь… – проронила Ирина Владимировна.

Кречетов оглядел ее мягкие, по-домашнему уложенные волосы, чистый лоб, прямую линию немного удивленных бровей. Сладкий и вместе с тем болезненный трепет пробежал по его телу. Ее цветастое платьице было таким женственным, а сама она такой простой и понятной, что у него появилось желание поцеловать завиток волос возле ее уха.

Но вместо этого он сказал: