Тени стёртых душ (СИ)

— Мне было двадцать, — хрипло, еле слышно прошептал он, — и накануне я повздорил с отцом из-за того, что… — нервно хохотнул. — Из-за того, что захотел бросить учебу и слетать с друзьями на месяц в Италию. Отец куда-то ушел,— резко выдохнул, не сдержав одну слезу, — а Венди задали в школе какой-то проект, поэтому она не спала всю ночь, что-то рисуя, вырезая, склеивая и раскрашивая, — замер и вдруг шикнул на самого себя, — а я был чересчур встревожен и лег спать пораньше.

***

Пальцы неприятно чесались от вязкой жидкости, застывшей на коже. Устало потерев переносицу, Нацу резко открыл глаза и посмотрел на ладонь. Ему понадобилось пару секунд, пока он не различил в блеклых рассветных лучах грязные ладони, после чего сознание нещадно обожглось догадкой.

Это была чья-то кровь.

— Б-брат-тик, — слева послышалось тяжелое срываемое дыхание, заставляющее всю кожу покрыться противным холодом, — т-ты проснулс-ся?

Нацу медленно повернул голову и вмиг оцепенел — рядом лежала до ужаса бледная Венди. Одежда была пропитана кровью, а одна ее рука слабо сжимала запястье брата, дыхание становилось все въедливее и громче.

— Венди! — по щекам уже текли слезы, а свободной рукой он искал телефон, который обычно оставлял на тумбочке возле кровати.

Но мобильного рядом не было, как, впрочем, и тумбочки. Он вообще находился не в своей комнате. Рядом лежали только испачканные в крови канцелярские ножницы.

— Что произошло? — сипло дрожащим голосом спросил он, повернувшись к сестре и сминая ее в охапку, в надежде найти рану.

— Больно, — выдохнула она и закашляла кровью, пачкая его майку.

— Держись, — только и смог прошептать он, чуть ослабляя хватку, — прошу, только держись.

— Не вин-ни с-себ… — захлебываясь, произнесла она.

Нацу не знал, что делать, что ответить, что спросить.

Нацу не знал, как можно помочь собственной сестре.

Нацу ничего не знал.

И это незнание резало не хуже острейших лезвий, насмехалось над беспомощными и заставляло склонить голову над своими потерями и выть, глотая собственные слезы, крики и всхлипы. Оно наслаждалось человеческой слабостью, с трепетом слушало очередные вздохи, охрипшие голоса, со смехом читало о сломавшихся судьбах и сгоревших душах.

***

— Она умерла у меня на руках, — уже не сдерживая слез, просипел Нацу, — на руках собственного убийцы.

Люси молчала и смотрела сквозь оконное стекло, молча дыша и ощущая влагу на щеках. Ловила взглядом на посеревшем небе облака, которые плыли по течению ветра и переговаривались между собой, обсуждая, возможно, человеческую ничтожность.

«Ты не убийца», — хотелось сорваться с языка, но голос пропал.

Сломался, будто тот двадцатилетний Нацу из прошлого.

— Я долго не мог прийти в себя, — отдышавшись, произнес он, — сидел в обнимку с Венди, надеялся, что вот-вот она рассмеется и скажет, что все это была шутка… — грузно выдохнул. — Но ни через минуту, ни через пять, двадцать минут так и не задышала, — вытер тыльной стороной ладони одну щеку, — а потом вернулся Игнил.

***

— Ты ни в чем не виноват! — пощечина отрезвляюще пробила затуманенный разум.

— Я ее убил! — громко воскликнул Нацу, приподнимаясь на коленях и прижимая Венди к себе.

Игнил не знал что делать: он так же плакал, стискивая челюсть, пытался забрать ее тело и дрожащими пальцами набирал чей-то номер на телефоне. В его сердце, когда-то заново наполненном детскими улыбками, смехом и счастливыми воспоминаниями, вновь разрасталась гниль, такая знакомая и такая…

Смертельная.

— Сынок, — его голос хрипел низким басом, пугающе возвращая в реальность, — ты ни в чем не виноват, запомни и всегда повторяй это.

***

Нацу обнял себя, уткнувшись носом в сложенные перед собой руки. Всхлипы становились все чаще, а слезы — все соленее, как в тот день.

— Он взял всю вину на себя, — прошептал сквозь тишину.

Люси продолжала считать облака, сжав губы в тонкую полоску и проклиная все небесные силы в несправедливости человеческих судеб. Этот парень казался таким бездумным еще в первую их встречу, она даже мимолетом подумала, что ему стоило жить дальше, приносить в этот мир еще больше света и смеха.

— Почему ему не дали срок? — сожалеюще промолвила. — Смертная казнь — это ведь слишком жестокая мера наказания даже для большинства убийц.

— Это его решение, — отрезал Нацу и вновь погрузился в воспоминания. — Когда мы виделись в последний раз перед судом, он так и сказал: «Я больше не могу, на мою долю выпало слишком много смертей».

— Но оставался ведь ты! — неверяще воскликнула она.

— «Прости меня», — прошептал тихо, — вот, что он ответил мне, — усмехнулся с болью в глазах, — и уже через несколько минут в зале суда рассказывал, как убил собственную дочь, скрашивая все события выдуманными подробностями, — прищурился. — А я сидел в нескольких метрах от него и ничего не мог сказать.

— Почему?