Тени стёртых душ (СИ)

— И престолы, — закончил перечислять Джерар, который внимательно следил за состоянием Люси.

Хотя он и сам сейчас боялся взглянуть в глаза серафима. Отчаяние взгляда того хлестало разум черными тенями.

— Много тысяч лет назад, когда люди еще не были так опасны и кощунственны, хоть и не создавали такого культа религии, мы заметили одну вещь: хранители постоянно медлили с очищением, им будто нравилось находиться рядом с людьми, наблюдать за их действиями, наставлять. Им было сложно прощаться с ними, давая шанс на обретение Божьего благословления.

— Им нравились люди, — заметила Люси.

— Дело даже не в этом, — отрицательно кивнул головой и хрипло вздохнул, — они проживали чужие жизни наравне с людьми.

— Жили?

— Жили, — прикусил губу. — И не хотели, чтобы те умирали, потому что эту возможность они вновь теряли, приходилось пристраиваться к новым подопечным, привыкать к новым жизням, новым привычкам, новым взглядам.

— Святейший, — Люси слабо перебила его и вопросительно взглянула на того, — они все помнили?

Макаров грустно усмехнулся.

— Тогда мы поняли, что память и является главной слабостью благословленного. Они все помнили, что значит — быть человеком.

— И вы отобрали у них это.

— У нас не было другого выхода, — прищурился, взглянув на широкий луч, пробивший стекла своим блеском.

Сипло вздохнув, Люси тихо прошептала:

— А катастрофы — ваших рук дело?

— Люди практически не умирали, — спокойно ответил он, — приходилось полагаться на природное очищение.

— Там были только грешники?

— Нет, — отозвался, сложив руки за спиной, — один из погибших в такой катастрофе сейчас находится здесь.

Сглотнув, она обернулась на Джерара, который, в свою очередь, удивленно выдохнул.

— Землетрясение Дзеган-Санрику, 13 июля 869 год, — четко произнес серафим и посмотрел на господство, — тогда погибло всего лишь 1000 человек.

— Они очистились? — спросил в свою очередь тот.

— Десять душ.

— Из тысячи… — сцепив ладони, хрипло промолвила Люси.

Облака будто скользили по плоскости, задевая крыши храма небесных сил и царапаясь о них. Им было невдомек остановиться и застыть. Им было незнакомо чувство покоя.

Люси, кажется, тоже начала его забывать.

— Минойское извержение 1500 года до нашей эры принесло в жертву сто тысяч, — обрубил ее поток мыслей и серьезно посмотрел на нее.

— Извержение вулкана?.. — напрягла она память.

— Очистилось две сотни.

Чувство, что по сердцу несколько раз полоснули острым лезвием ножа, ядовито лизнуло раны и ухмыльнулось. Там, на ребрах, было высечено «нечестно».

Потому что так умирать «нечестно» перед самим собой.

Чувствуешь себя брошенным в кипяток, в котором варятся собственные грехи.

— В этом была вина всех хранителей: они не смогли подготовить подопечных к очищению, — голос серафима колол сознание холодом. — Тогда-то триада решила отбирать всякие воспоминания у любого благословленного из двух остальных триад.

— Даже у тех, кто на тот момент уже был благословленным, — самому себе пробормотал Джерар.

— Поэтому ты получил ранг господства — как один из немногих очищенных в то время. Твоя душа тогда не сломилась и обрела благословение.

Люси беззвучно хмыкнула, опустив голову.

Она понимала, что душа Джерара не сломилась до сих пор.

— Вы отобрали у нас память, — вдруг смело сказала она, — но дали ли что-то взамен?

— Любой мог попросить ее вернуть, — неуверенно ответил серафим.

— Любой, кто знал об этой возможности, — фыркнула та, закрыв глаза, — но ведь таковых не было.

— Были.

Люси мгновенно уставилась на подавшего голос Джерара. Он стоял спиной к ней, наблюдая за небосводом и мерно выдыхая протертый святостью воздух.

— Силы, господства и власти знали об этом правиле, — пояснил он. — Но из-за того, что мы, вторая триада, отвечаем за основы мироздания, все отказались от памяти и выбрали рассудительность.

— Даже вы, святейший?

Господство медленно полуобернулся к ней и, скрывая ухмылку, спросил:

— А почему же я должен был ее оставить?

«Потому что вы человечнее любого человека», — мысленно улыбнулась в ответ и отвернулась

Люси хотела ощутить свое прошлое.

Она хотела обрезать крылья и почувствовать себя на одном уровне с людьми.

Услышать их и ответить, чтобы услышали они.

— Любой благословленный вправе вернуть себе память, но он теряет один день, — произнес Макаров, вновь привлекая внимание.

— То есть, я могу хоть сейчас попросить об этом? — Люси внимательно глянула на него.

— Да, — кивнул тот, — однако ты тоже его потеряешь, Люси.

— Я к этому готова, — задумчиво протянула она, чувствуя, что в легких воздух стал приторным, приправленным хрустящей пылью ожидания, — один ничего не значит.

— Даже если я тебе скажу, что у тебя их осталось мало? — горько просипел серафим.

Лезвием полоснуло по коже рук, сдирая и приправляя открытые раны солеными словами. Словами очередной истины. Она и впрямь была соленая, в отличие от своей противоположности — лжи.

— Я надеялся, что исход будет другой, но… — тот медленно дышал и тянул буквы, пробуя их на вкус и понимая, что они действительно соленые. — Но ты уже научилась ронять слезы. Это последняя стадия. Благословленные не знают, что это такое.