Тени стёртых душ (СИ)

— Просто принял его решение, — покачал головой, — я был не в силах видеть его страдания, потому что даже со своими справиться не представлял возможным. Избавился от большей части денег, отдав в сиротские приюты, купил себе эту квартирку и перебивался на нескольких работах, надеясь утонуть в пучине трудовых будней. Фрид настоял на постоянных посещениях, даже согласился заняться мной на бесплатной основе, потому как хорошо общался с Игнилом.

Сглотнув, Люси мягко прикоснулась к его голове и, пустив очередную слезу, сказала:

— Но ты справился.

Нацу поднял на нее свои влажные глаза и еле слышно произнес:

— Последние слова Венди были «не вини себя», — голос мурашками пробирался под ребра и скреб кости своей сухостью, — но я до сих пор помню, каким цветом были ее мертвые глаза.

Несильно сжав пряди волос, Люси не нашлась, что ответить и подалась вперед, оставляя поцелуй на лбу подопечного.

— Спи, — нежно промолвила и опустила ослабшее тело на пол, подарив тому возможность забыться в дреме.

Затем она вновь взглянула на небо, прочитала в облаках издевательскую усмешку, которая жадно вдыхала сырые воспоминания, пропитанное людскими слезами и переживаниями. Облака насмехались над детьми, которые в каждый день рождения с восторженными криками задували свечи.

Облака будто кричали каждому, смотревшему на них:

«Плачь, плачь, плачь».

И Люси не выдержала, поддалась эмоциям, горящим внутри сердца тусклыми искрами.

Ведь зачем-то же она плакать научилась?..

========== Глава шестнадцатая. Сон в подарок. ==========

Если дыхание сводит легкие до треска, врачи настоятельно просят сходить провериться в больницу.

Если кожа зудит и краснеет от касания, вам пропишут мазь.

Если в глазах все размыто, можно получить рецепт на очки или линзы.

А если диагноз незнаком никому из специалистов, они искренне посоветуют вам молиться.

Люси во врачебных советах не нуждалась, и без того прекрасно понимая, что ее диагноз — стертая душа. Вакцины не существовало, побочные эффекты — пробуждение желания противоречить законам Божьим. Да и не пытался никто лечить эту болезнь, потому как ни у кого еще она так не прогрессировала.

Просто никто так не хотел жить среди людей.

Даже сами люди.

— Один день, — неуверенно произнес Джерар и в который раз вопросительно взглянул на Люси.

— Двадцать лет, — непреклонно повторила она и откинулась на спинку мягкого бежевого кресла, стоящего перед окном.

Там светило солнце.

Яркое, светлое, почти испепеляющее. Но такое… Ядовитое. Заражало кровь, щипало своим блеском глаза и шипело на облака, поддаваясь их игре в прятки. Оно опять наблюдало за тем, как Люси отчаянно боролась за свое право.

Право научиться чувствовать.

Любить, ненавидеть, переживать, смеяться, кричать от бессилия, визжать от восторга.

— Люси? — за спиной раздался скрип двери и неуверенный голос.

— Эрза, — удивленно протянула и чуть обернулась.

— Она была твоим хранителем с самого рождения, — пояснил Джерар и кивнул Скарлет на кресло рядом с Люси, — именно они возвращают память своим бывшим подопечным.

— В-возвращают память? — дернулась Эрза и испуганно посмотрела на господство. — Но ведь мы теряем ее при возрождении без права на восстановление!

— Мы теряем не память, — выдохнула громко Люси и опустила голову вниз, заставляя обоих молча слушать, — мы теряем право на то, чтобы ее нам оставили.

Господство тихо кашлянул и закрыл глаза, набрав в легкие воздух.

— Вернее, это право у нас отбирают.

— Ничего не понимаю, — сухо пробормотала Эрза, неверяще уставившись в окно.

— Потому что ты даже не задумывалась об этом, — хмыкнула Хартфилия.

В тишине, которая задорно играла с солнечным светом, голос Джерара холодом прошил каждую клетку.

— Я объясню.

***

— Прости.

Второй раз серафим виновато произносил это слово, что обвивало тело Люси чувством слабости перед самой собой.

— Почему вы извиняетесь? — сухо прошептала она, стараясь дышать равномерно.

— Я должен просить прощения перед всеми благословленными, но не готов увидеть осуждение с их стороны.

— Осуждение за что? — не поднимая глаз, пробормотала.

— Я не готов даже тебе все это рассказывать, — вздохнул Макаров, — потому что…

— Расскажите, святейший! — резко вскинула голову и посмотрела прямо в его глаза.

В них плескалась горечь, что на вкус была словно деготь. Медленно сглотнув, серафим продолжил, не уворачиваясь от взора:

— Потому что осуждение с твоей стороны в сотни раз больнее.

Молчание своими когтями мелко перебирало каждый миллиметр кожи, насмехаясь над хранительницей. Она поддалась своим ощущениям и желаниям, отказавшись зваться обычной среди возрожденных.

Она отказалась от себя новой. И серафим сейчас в который раз отчаянно рвал ее мысли на части, ошметками разметая вокруг.

— Благословленные не теряют память при возрождении, — спокойно произнес он, затаив дыхание. — Это мы ее отбираем.

— Мы?..

К рукам будто песок прилип, между пальцев шершавя неприятно. А в глазах — пусто.

— Триада приближенных к Господу.

— Серафимы… — тихо произнесла она.

— Херувимы, — в том же тоне продолжил Макаров.