Тени тевтонов

– Там, в дебрях Танзании, господин фон Дитц, я понял одну простую вещь, – признался Людерс. – Я понял, что тевтонский дух непобедим!

После войны бывший матрос обосновался в Пиллау. Он поступил на службу лоцманом: водил суда через пролив Зеетиф и дальше по Морскому каналу в Кёнигсберг. Так он вернулся хотя бы к имени своей первой любви.

Фон Дитц восхищался романтиками вроде Людерса.

– Полагаю, вы как фронтовик вступили в общество «Стальной шлем»?

– И в «Чёрный рейхсвер», нашу тайную армию, тоже. Но ждать пришлось слишком долго. Когда фюрер возглавил Германию, я был уже стар для флота.

Фон Дитц с сожалением покачал головой. Очень жаль будет стрелять в этого старика, если капитан сухогруза «Сведенборг» не возьмёт его на борт. Однако оставлять такого свидетеля нельзя. Или вместе, или в море. Фон Дитц решил: если придётся убивать Людерса, он убьёт его пулей в затылок. Пусть старый лоцман ничего не заподозрит и умрёт со своей наивной верой.

Они сидели в подземном доке на бетонном пирсе и обедали: ветчина из банки, консервированный хлеб, баден-баденская минеральная вода. Большой и низкий зал вполнакала освещали плафоны в сетчатых намордниках. На пирс выходили открытые порталы технических помещений комплекса – отсеков с дизель-генераторами, электромоторами, компрессорами и аккумуляторами. На пульте диспетчерского поста горели огни. Поперёк потолка вытянулась ферма мостового крана. К дальней стене крепились две тяговые лебёдки. В бетон пирса были вмурованы рельсы узкоколейки, уходящей в тёмную потерну. Постукивал дизель, шумели вентиляторы, пахло соляркой. У пирса застыла субмарина с заострённым носом и характерным козырьком на рубке – «морская собака». На неё были заведены кабели и шланги, поднятая крышка люка с плексигласовым колпаком торчала на ребре. Считалось, что «морская собака» – сверхмалая подводная лодка, хотя по размерам она почти не уступала кашалоту или горбатому киту.

Док и многие другие сооружения объекта «HAST» укрывались в недрах горы Швальбенберг. С Морской гаванью Пиллау док соединялся длинным тоннелем, проложенным ниже уровня моря и всегда заполненным водой. Вход в тоннель могли обнаружить только водолазы, а лодки проходили в док из гавани в погружённом состоянии – на перископной глубине. Этот сложный инженерный комплекс был возведён перед войной с Россией. На болотистом пустыре возле горы Швальбенберг планировали построить аэродром, однако дренаж оказался слишком затратным. Аэродром перенесли к посёлку Нойтиф на косу Фрише Нерунг, а котлованы и огромные каналы у Швальбенберга переоборудовали под новую задачу – для секретной стоянки малых субмарин.

Бетонные стены потерны осветились, и вскоре на пирс вышел Эрих Кох с ручным фонариком. Фон Дитц усмехнулся про себя: хозяин явно выспался и сейчас уже не так похож на фюрера, как утром – после ночи с коньяком.

– Не вставайте, господа, – разрешил Кох. – Что скажете, Людерс?

Людерс всё равно встал.

– Я осмотрел вашу лодку, господин гауляйтер, – сказал он. – Она в полном порядке. Мне всё понятно с ней, но я буду не лучшим водителем…

– Почему? – нахмурился Кох.

– В диверсионной школе ходовые испытания мы сдавали на двухместных субмаринах. А у вас шестиместная.

– Да, это спецпроект, – с достоинством согласился Кох.

– Суда малого водоизмещения всегда чутки к положению по миделю и к работе рулей глубины. Дифферент изменяется даже от наклона тел экипажа. Я не имею навыков тонкого управления, поэтому буду вести судно грубо… В общем, наверняка начну бить лодку о дно или сталкиваться с препятствиями.

– Но ведь мы не развалимся на куски?

– Всё зависит от силы удара, а сила зависит от скорости.

– Мы не станем набирать в гавани все шесть узлов, – успокоил фон Дитц.

Людерс внимательно смотрел на Коха и видел, что тот обеспокоен.

– Господин гауляйтер, я могу охарактеризовать наш маршрут как лоцман. Самый опасный отрезок пути – по гавани. Я знаю фарватер, но мы можем въехать в какое-нибудь затонувшее судно. Второй отрезок – пролив. Здесь нас могут засечь, потому что русские, как я думаю, в проливе ещё не выключают сонары. Третий отрезок, самый длинный, – путь по морю до точки рандеву со шведским судном. На этом отрезке мы в относительной безопасности.

– Что ж, я надеюсь на вас, Людерс, – недовольно ответил Кох.

Людерс смущённо замялся:

– Могу я обратиться к вам с просьбой, господин гауляйтер?

– О чём? – сразу спросил фон Дитц. Он всегда был начеку.

– Я знаю, что мы не вернёмся в Пиллау или в Кёнигсберг… Но Пруссия всегда останется в наших сердцах… Прошу вас, господин гауляйтер, возьмите с собой тот старинный меч – святыню Тевтонского ордена.

Кох глянул на фон Дитца. Тот едва заметно улыбнулся, точно извинялся за старика: бывают люди, которые до старости – дети. Верят в рок, в древние заветы, в заколдованные короны и рыцарские мечи… В тысячелетний рейх.

– Хорошо, я возьму его, – сердито пообещал Кох. – Где он?

– В складских отсеках за кантиной, – сразу сказал Людерс. – Я принесу вам его. Этот меч обязательно должен быть именно у вас, господин гауляйтер!

– Почему? – удивился Кох.