Тени утренней росы

– …но Мананнан, сын Моря, узнав о том, что Кухулин не может выбрать из двух прекрасных жен одну, явился с восточного края земли и, невидимый, встал между ними. Одна только Фанд могла видеть его. «Скажи мне, жена моя, – спросил Мананнан, – ты покидаешь это место, потому что тебя обидел Кухулин, или потому что хочешь пойти со мной?» – «Вот мое слово, – ответила Фанд, – ни один из вас не превосходит другого, но я пойду с тобой, Мананнан, потому что у тебя нет подруги, достойной тебя, у Кухулина же есть Эмер». И она ушла, а Кухулин, не видевший бога, спросил у Лаэга, что случилось. «Фанд ушла с сыном Моря, – ответил возница, – потому что ты не смог сделать выбор между нею и Эмер». Ярость охватила Кухулина, и он удалился в одиночестве в Луахайр. Долго скитался он по горам, пока друиды не поднесли ему напиток забвения, и он позабыл и о прекрасной дочери Аэда Абрата, и о своих приключениях в Маг Мелл[52]. Говорят еще, что Мананнан потряс на всякий случай своим плащом между Кухулином и Фанд, чтобы им больше не встретиться во веки веков…

Хитрец, он рассказывает мне эту историю чуть ли не с середины, вероятно, с целью проверить, знаю ли я, с чего она началась.

– А почему ты не говоришь о том, как Кухулин заснул на берегу озера накануне Самайна под пение двух прекрасных птиц и как в его сне вместо этих птиц внезапно появились две прекрасные сиды с гибкими прутьями в руках…

– …и одна из них, улыбнувшись, ударила его изо всей силы, – тут же подхватил Нейл. – И другая тоже, улыбнувшись, ударила его изо всей силы. И так, с улыбками, они хлестали его своими прутьями, пока он не потерял счет ударам и не стал ближе к смерти, чем к жизни. Тогда они ушли и ни разу не оглянулись. После этого Кухулина одолел тяжкий недуг и не отпускал традиционные год и один день. По прошествии же этого времени у ложа его появился незнакомец и посоветовал ему вернуться на то же самое место и попытаться узнать, чего хотят от него жены из Маг Мелл[53]. Этим незнакомцем, как выяснилось позже, был сам Энгус Мак Ок. Кухулин отправился на берег озера и увидел, как к нему приближается одна из чудесных жен, что связали его чарами на целый год. Она предложила ему следовать за ней, а потом назвала свое имя и имя своей сестры…

– Мэри и Чарлин, – сказала я.

Нейл взглянул на меня и расхохотался.

– А вот и нет! Ты прекрасно знаешь, моя дорогая, что это были Фанд и Либан, дочери Аэда Абрата.

– А я говорю, Мэри и Чарлин.

Обеими руками я схватила его за горло и слегка придушила.

– Советую тебе сидеть смирно, дорогая, иначе мы очень быстро окажемся на дне ущелья.

Я разжала пальцы.

– Если бы ты сравнила их с Фанд и Эмер, – ворчливо продолжал Нейл, одной рукой ощупывая шею, – я бы еще, пожалуй, согласился. Хотя и в этом случае не было бы полной аналогии. Эмер не била Кухулина прутьями на берегу озера, а Либан, которая делала это, не была его возлюбленной.

– Зато Эмер угрожала ему ножом.

– Она была его законной женой. Имела право!

– Однако до этого ее не очень-то беспокоили измены драгоценного Кухулина.

– Правильно, потому что все прежние его возлюбленные были обычными женщинами, а Фанд принадлежала к дивному народу. Любовь сиды могла убить великого воина.

– Но, как мы знаем, роковую роль в его судьбе сыграла не любовь сиды, а меч Лугайда, сына Курои.

Болтовня отвлекает меня, и я почти не паникую даже на самом кошмарном отрезке пути между Селией и Аргулесом. Я счастлива.

Ближе к вечеру, сидя на мелком теплом песке и глядя на темнеющий горизонт, он вспоминает осень, время сбора урожая, когда на Крит приходят холодные ветры и шторм на море длится иной раз по нескольку дней. Ночи становятся длиннее, и приходится закрывать окно, иначе гул и рев волны не дают сомкнуть глаз до рассвета. Свинцово-серое небо, затянутые тучами вершины Лефка-Ори… Сейчас все это трудно даже вообразить.

Это благословенная земля. Я научу тебя любить ее, и однажды ты обнаружишь, что больше не можешь без нее обходиться.

И я уже люблю. Я люблю. Крутые каменистые склоны Белых гор; четко прорисованную на фоне синего неба снежную шапку Псилорита; щедрую долину Мессара с ее виноградниками и оливковыми рощами; погруженные в глубокую тень ущелья, внезапно переходящие в залитые солнцем, благоуханные долины, где, позабыв об ужасах горных дорог, просто едешь и едешь среди нескончаемого зеленого леса, вдыхаешь запах трав, листвы и хвои, а если притормозишь на минутку, то услышишь далекий перезвон колокольчиков, журчанье ручья и неумолчный звон цикад. Пещеры Маталы, руины Феста и Гортиса…

И Кастель-Франко, темной громадой возвышающаяся за нашими спинами. Скорбь и гордость провинции Сфакья.

Он сказал: «Я хочу познать эту землю в духе».

Познать в духе. Познать. Адам познал Еву, жену свою; и она зачала…[54] Помню, я читала, что библейское «познать» означает не «овладеть», а «проникнуть в самую суть» и одновременно «взять под защиту».