– Когда ты становишься
Домой я вернулась после полуночи. Ритка, разумеется, потребовала отчета, я рявкнула на нее и ушла к себе. Для нее слова «разведенная» и «слабоумная», очевидно, являются синонимами, но я не собираюсь лить воду на ее мельницу. В конце концов, здесь есть и другие, помимо меня, кто нуждается в постоянном присмотре, а именно двое ее детей. Так я ей и сказала.
За распахнутыми настежь окнами сонно стрекотали цикады. Спят эти твари когда-нибудь или нет? В высокой траве копошились мыши, а может быть, ежи. Я вдруг поняла, что совершенно не представляю, водятся ли на Крите ежи, и решила при случае спросить об этом Нейла.
За стеной что-то брякнуло, заныла спросонок Лиза. Через минуту к ней присоединился Алекс. Господи, ну что там еще стряслось? Это не жизнь, а какое-то «Маппет-шоу».
Я легла, выключила свет и повернулась лицом к стене.
Ритка, ее шумные дети… Нет, невыносимо. Этот дом перестал быть моим. Я уже не могла спать до полудня, не могла сидеть голая на террасе с бутылкой Метаксы, не могла привести сюда Нейла…
Пора уезжать.
18
Ритка оказалась первой, кому я сообщила о своем решении. Это вышло как-то само собой, за завтраком. У нее чуть кусок не выпал изо рта. А потом началось…
– Ты два с половиной месяца сидела тут одна-одинешенька и даже не помышляла об отъезде. Только вздыхала по телефону: ах, я скучаю! приезжайте поскорее! А когда мы приехали, сразу бежать!
– Ну, не сразу.
– Да ты двух недель с нами не прожила, бессовестная!
Это было только начало наших ссор. Мы обе отлично знали, что в дальнейшем они будут происходить все чаще и чаще. И вовсе не потому, что мы с сестрой не любим друг друга. Очень даже любим! На расстоянии.
Ритка, конечно, догадывалась, что здесь замешан мужчина. Несколько раз Нейл звонил мне по телефону, чтобы договориться о встрече, а она случайно оказывалась рядом, и, поскольку я тут же уходила с трубкой в свою комнату и плотно прикрывала за собой дверь, трудно было предположить, что звонит мама или кто-то из моих московских подруг. В конце концов она не выдержала и задала вопрос в лоб:
– У тебя есть мужчина?
– Да, у меня есть мужчина.
– Ты приводила его в этот дом?
– Да, я приводила его в этот дом, и, как видишь, он ничего не испортил здесь и не украл. Я приводила его туда, где жила сама, и он поступал точно так же. Не вижу в этом ничего предосудительного.
Ритка пришла в ярость. В то время как она мыкалась у себя дома с маленькими детьми, я здесь, оказывается, жила в свое удовольствие. Ее сразила моя откровенность. К тому же в моем ответе не прозвучало ни малейших признаков раскаяния.
Мне полагалось чувствовать себя несчастной после развода и сопутствующей ему нервотрепки, а я вместо этого чувствовала себя, да и выглядела, непотребно счастливой. Каким-то волшебным образом Нейлу удалось примирить меня и с жизнью, и со смертью. В этом безграничном божьем мире я больше не была паршивой овцой.
– Ты уже заказала билет? – поинтересовалась Ритка, слегка поостыв.
– Нет, но собираюсь заняться этим ближайшее время.
Странное дело, мне показалось, что она облегченно вздохнула. И зачем, интересно, я ей нужна?
Конечно, были еще чудесные дни, не омраченные скандалами с Риткой, ревностью к Ронану, мыслями о предстоящей разлуке и беспокойством о состоянии здоровья Нейла, который по-прежнему не считал нужным хоть как-то его беречь. В один из таких дней мы втроем – Нейл, Ронан и я – совершили пешую прогулку по ущелью Самарья, самому протяженному и самому красивому ущелью Европы.
Моей первой реакцией было возмущение:
– Ему обязательно таскаться за нами?
Ведь я-то уже знала, что собираюсь уезжать, и дорожила каждой минутой, проведенной с Нейлом.
– Он не настаивает. Он спрашивает твоего согласия.
– Но зачем?
– Это восемнадцатикилометровый каньон, стены которого в некоторых местах достигают шестисот метров в высоту, – ответил Нейл. – Туда, конечно, водят экскурсии, но далеко не каждый день. Там нет ни дорог, ни автомобилей…
Я начала догадываться.
– Еще раз, Элена: нам предстоит пройти восемнадцать километров по совершенно дикой и не доступной для транспорта местности. На это уйдет от восьми до десяти часов.
Он грустно усмехнулся и посмотрел мне прямо в глаза.
– Можешь не продолжать, – пробормотала я. До меня наконец дошло, что Ронан попросту боится отпускать его туда вдвоем с женщиной. Женщина не вынесет его на руках в случае чего, а мужчина сумеет. Бедняга, он не видел акробатических трюков возле монастыря Кафоликос.
На такси мы добрались до плато Омалос, откуда начинается маршрут, купили билеты (ущелье Самарья имеет статус Национального парка) и спустились в каньон.
– Обратно тоже пешком? – спросила я, робея при мысли о предстоящем марш-броске.