Тени в лабиринте

- До каких пор вы будете надо мной издеваться? Средь бела дня меня, заместителя директора фабрики, регулярно перевыполняющей социалистические обязательства, как какого-то преступника привозят сюда и битый час морочат дурацкими расспросами. Это нарушение Конституции! - взорвался Кормилин, хотя его крик скорее напоминал вопль отчаяния, нежели законное возмущение невинного человека.

"Что же делать? - размышлял Голиков. - Кормилина придется отпустить. Кроме показаний Баринова против него ничего нет, и держать его мы не имеем права".

- Иван Трофимович, возможно, я несколько погорячился, но войдите и в наше положение, - майор сделал вид, что напуган бравадой своего визави. Совершено тяжкое преступление, в ходе расследования приходится опрашивать многих людей, и мы очень надеемся на помощь населения.

- Опять вы заладили: тяжкое преступление, тяжкое преступление, Кормилин мгновенно уловил перемену в тоне майора. - Поймите же, наконец, при всем желании я ничем не могу вам помочь.

- Хорошо, - Голиков решил, что дальнейший разговор бесперспективен. Вот ваш пропуск, можете быть свободны. Если что-нибудь припомните, обязательно нам сообщите. До свидания.

- Нет, уж лучше прощайте! - проворчал Кормилин, пытаясь скрыть истинные чувства. "Фу ты, кажется, пронесло! Еще один такой случай инфаркт обеспечен!"

"Много бы я дал, - рассуждал, оставшись один, Голиков, - чтобы определить, где в показаниях Баринова и Кормилина правда, а где - ложь. Несомненно одно - в момент убийства Моисеева Баринов играл в преферанс у Кормилина, что снимает с обоих подозрение в прямом участии в убийстве. Сложнее с паспортом. Кто-то из них безусловно сказал неправду. Скорее всего, Кормилин. Если Баринов замешан в преступлении, у него было достаточно времени, чтобы продумать свою позицию и преподнести нам что-нибудь более убедительное. А какой смысл указывать на Кормилина? Выходит, уважаемый Иван Трофимович имел веские основания скрыть связь с Моисеевым. Кстати, и вел он себя достаточно нервозно: то бросался в штыки, то занимал круговую оборону. С другой стороны, Баринов мог знать, что за его карточным партнером водятся кое-какие грешки, скажем, на той же фабрике, и тонко рассчитал, что, попав к нам, Кормилин начнет паниковать, навлекая тем самым на себя подозрение. А это, в свою очередь, еще больше запутает и затянет расследование. В любом случае Кормилиным следует заняться вплотную. Вот только с "Жигулями" по-прежнему ничего не получается. Полосухин машину "узнал", да и мнение экспертов тоже однозначно. Так кто же, черт возьми, сидел за рулем машины? Чья невидимая тень упорно прячется в самой дальней точке следственного лабиринта?"

Закурив которую уже за день папиросу, майор поймал себя на мысли, что разговор с Кормилиным оттеснил на какое-то время на второй план убийство Северинцевой, преступление неординарное по способу совершения и жестокости. Голиков отдавал себе отчет, что связь между убийствами пока бездоказательна, но интуитивно чувствовал чью-то безжалостную руку, чью-то преступную злую волю, не останавливающуюся ни перед чем для достижения своих низменных целей.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Валентин Нефедов пробирался по частному сектору, приближаясь к дому 34 по улице Солнечной. Не шел, не вышагивал, а именно пробирался перепрыгивая через скопления грязи, преодолевая сваленные подле заборов кучи строительного мусора, отбрасывая ногами в сторону мотки заржавевшей проволоки. Каблуки чешских полуботинок прочно увязали в сырой земле, оставляя глубокие рельефные отпечатки.

"Варкалось, - неожиданно для самого себя припомнил Нефедов, удачно миновав канаву с маслянисто-бурой жидкостью. - Как это там дальше? Пырялись хливкие шорьки... В общем, неприглядная была картина... И сваливается на мою голову Пошкурлат, чей полет фантазии ограничивается сведениями, почерпнутыми частично из беллетристики, частично из рассказов коллег, и заявляет, что изъятие краденого у перекупщика Гарибьяна - это одно, а систематизация данных о распространении самодельного огнестрельного оружия - нечто качественно другое. Конечно, после того, как указанные в ориентировке вещи не выплыли в местах, взятых под контроль, у начальства сразу появились основания полагать, что мы вообще ничего не делаем. Работа, если вдуматься, неблагодарная. Шеф с самого начала считал, что ограбление - абсурдный мотив для такого убийства. А мы как раз и занимаемся тем, что проверяем правильность этого мотива, полагая вероятность успеха, близкой к нулю. Но до тех пор, пока она не будет равна нулю, работу придется продолжать".

- А я все смотрю, ты это или нет. Изменился, старик!

- Пашка, - растерянно произнес Нефедов. - Какими судьбами?

Это был Павел Косельницкий, школьный друг Нефедова. Когда-то они сидели за одной партой, вместе занимались в секции борьбой самбо.

- Так, рассказывай о себе, о работе, - вечно словоохотливый Пашка от нетерпения пританцовывал на месте. - Еще не женился?

- Да как же - с тобой не посоветовавшись, в ЗАГС идти. Да и с кем?