Теодосия и последний фараон

– Вопрос по существу. И если они будут знать на него ответ, это никак не повредит Сыну Ра. Итак, когда наш последний, рожденный в Египте фараон Нектанебус II был свергнут с трона, который принадлежал ему по праву, – начал мудир, – он отправился искать убежище в землю, именуемую Македонией. Скрываясь там, он все больше убеждался в том, что у него практически нет шансов на то, чтобы вернуть власть в силу своего происхождения. Единственной надеждой для него оставалось вернуть в будущем на трон Египта кого-нибудь из своих наследников. Нектанебус не мог допустить, чтобы на нем прервалась родословная фараонов, и потому постарался оставить после себя как можно больше детей.

– Включая Александра Македонского? – спросила я. Мне до сих пор не верилось до конца в историю, которую некогда поведал мне Ови Бубу.

– Да, включая его тоже, – подтвердил мудир, и взгляд его стал еще жестче, чем прежде. – Но Александр, повторюсь, был лишь одним из многих сыновей Нектанебуса. На нас, Глаза Гора, была возложена обязанность охранять этих детей, в жилах которых текли последние капли крови египетских фараонов.

Мы должны были следить за тем, чтобы они были в целости и безопасности, воспитывать их в старых традициях, обучать наследию предков. Но детей было много, от семи разных матерей, и у этих детей стали рождаться свои дети, затем внуки, и так далее. Одно время мы насчитывали около двух десятков потомков Нектанебуса и следили за каждым из них. Однако в каждый момент времени стране нужен только один фараон, а не десятки. Перед нами встал вопрос: а что же в таком случае делать с «лишними» наследниками, как не допустить начала наследственной вражды и кровопролития? И что хорошего быть фараоном в бедной, ослабевшей стране, которой правят чужеземцы? Вот почему большинство этих детей жило в безвестности, под строгой охраной, а наши мудрецы обучали их всему тому, что может им пригодиться, когда кому-то из них придет пора взойти на трон, но при этом никто из них не был посвящен в тайну своего происхождения – до поры до времени это должно было оставаться для них тайной. Такая система оказалась очень удачной и служила нам верой и правдой на протяжении сотен и сотен лет.

– Как банковский вклад, – пробормотал себе под нос майор Гриндл. – Когда нужно будет, тогда его и сниму.

– Ряд наследников мы потеряли в годы турецкой оккупации. Турки были очень жестокими правителями, – продолжил мудир. – Еще нескольких – после того, как на нашей земле высадился Наполеон со своей армией. К началу нынешнего, двадцатого века у нас оставалось одиннадцать наследников Нектанебуса, но последние несколько лет выдались для нашего народа очень трудными. Так что, когда родился Гаджи, он был одним из всего пятерых потомков Нектанебуса – и последним, самым младшим в ряду наследников престола.

Но довольно скоро перед ним осталось только двое претендентов. Затем оба они умерли во время эпидемии, и Гаджи остался единственным. Последним фараоном. Но раньше чем мы успели пригласить его сюда, чтобы он мог занять подобающее ему место в Кверет Айхи, случилось несчастье. Наставник Гаджи пришел к нам и, пряча от стыда свое лицо, рассказал о том, что потерял наследника престола.

Я была возмущена тем, что уаджетины фактически ни в грош не ставили Гаджи до тех пор, пока не умерли остальные претенденты на престол.

– Следовательно, вы не слишком-то ценили Гаджи, пока он был под вашим присмотром, – сказала я. – Что имеем, не храним, потерявши, плачем?

– Ценность Гаджи неизмеримо возросла, пока наше внимание было занято другими вещами.

– А его сестра, Сафия? – спросила я. – Разве в ее жилах не течет та же царская кровь?

– Женщина не может быть фараоном, – резко вставил Фенуку.

Мудир поднял вверх руку, и все мы замолчали, кроме майора Гриндла, который спросил:

– Поисковые партии вы уже выслали?

Мудир и Хальфани обменялись взглядами, после чего Хальфани заговорил:

– Мы оставили половину своих людей еще там, на месте. Они должны искать следы мальчика. Сразу после приезда сюда, в Кверет Айхи, была выслана вторая волна следопытов, они должны искать следы людей, сумевших бежать из Карнакского храма. Как только следопыты возвратятся с донесениями, мы начнем массированную операцию и освободим нашего фараона.

Едва договорив, он громко хлопнул в ладоши, давая понять, что мы здесь больше не нужны.

В шатре появилась Сафия и повела нас к выходу. Мы с майором Гриндлом не перекинулись ни словом до тех пор, пока сестра Гаджи не оставила нас одних. Вот тут уж я взорвалась:

– Они хотят повесить на нас ответственность за то, что Гаджи похитили! Ушам своим не верю!

– Всегда легче обвинить кого-нибудь другого, чем признать собственный промах, – спокойно ответил майор Гриндл. – Особенно если учесть, что ошибки они совершали буквально на каждом шагу.

Майор принялся расхаживать взад-вперед по нашему шатру. Сначала я подумала, что он так же возмущен, как и я, но очень скоро поняла, что майор просто дрожит от возбуждения.

– В чем дело? – спросила я. – С чего это вы так завелись?