Teologica

Так и мне суждено превращаться

От лица с потускневших зеркал

До лица на моем документе…

Я б последние деньги отдал,

Чтоб как все погибать в сантименте!

Конвульсивные приступы сна

После долгой вечерней молитвы —

Я-то знаю, что это весна

И ее небеса, словно бритвы.

Ими сбрею все волосы «в ноль»,

Да в солдаты уйду новобранцем,

Чтоб скитаться под сердцем, как боль,

И в твой кофе водой наливаться,

И смеяться – апрель пережить,

Чтоб проклятиями крыть, благим матом

Свою тонкую ровную нить

И в апреле погибнуть солдатом.

Вольск, 18.03.01 года

Три

Первый.

Закурит несмело,

Пряча глаза под ноги.

Нервничает. Тревоги

Сделали бледно-белым.

Денег не сосчитает,

В клочья порвёт карманы.

Помним, не наркоманы —

Он ничего не знает.

Второй.

В углу на кровати

Ртом зажимает улыбку.

Смех. Через раз – ошибка

В этом полночном пати.

Дышит. Тонко. Неровно.

Первого за окурки

Трогает. Прячется в жмурки

Плавно. Смущенно. Сонно.

Третий.

Мокрый. Болеет —

Кашляет стих по окнам,

Сумерки дальнего грома

Пуншем на сердце греет.

Бьет стекло захрустально

В брызги острых багрянцев —

Капает красное в пальцы

Траурно так.

Печально.

Вольск, 20.03.01 года

К маленькой красной шутке

Лене Майстренко

Меня не оценят?! Пусть!

Принцесса, чего же изволите? —

Вас тоже насилует грусть,

Вы тоже не вкусно готовите!

Меня ненавидите? Бред!!

Улитки в соплях – тоже музыка.

Вы просто боитесь свет

И мрака боитесь. Да!

Вы помните глицерин

И голос Алеши-Сережи —

Кем ни был бы этот кретин —

Убью? Испепелю?! Уничтожу!!!

И я подстригусь и подкрашусь,

Чтоб вы меня спутали с шлюхой!

Повидлом обмажусь, стану

«Иванушкой» – Рыжим Андрюхой!

Людмила! Делайте фак

Амебе в рванной калоше!

Я тот еще – прежний дурак,

И ваш красногубый Серёжа!

Разбавьте слюною кефир —

Полезнее даже будет

Вам воздух холодных квартир!

Умница, Люся! Вы – гений!

Вольск, 23.03.01 года

Мечи компрачикóсов

18

У меня – дожди и север

За стеклом дрожат печально.

Мне бы брать душистый клевер

И плести венки венчально,

Надевать тебе на косы

И беречь за эти тайны…

То, что мы компракчикóсы —

Это тоже не случайно.

У меня – сезон кошмаров,

И от крыши и до крыши

В небе яркие пожары,

Сны ворованных мальчишек.

Тех, что молча изрезали

Кровоточащею сталью,

Превращали, обнимали

Черной ночью, как вуалью.

У меня – ни капли страха,

У тебя – больная память,

Кто же знал, что только взмахом

Можно судьбы в кровь изранить.

Кутать с ненавистью в тряпки,

Продавать за три копейки,

И скитаться без оглядки,

Стать загадкою ищейки,

Чтобы спрятаться за горы,

Раствориться в третьих странах,

Напридумывать узоры

На неровно рваных ранах.

Мы – художники бессилия

Детских мыслей перед страхом,

Задушили, затравили,

Закрестили, как монахов.

У меня дрожат все пальцы,

Ты – не можешь улыбаться.

Ночью тени, как скитальцы,

К нам летят, чтобы бояться.

От ворованных мальчишек,

От их плача не укрыться —

Это мы горим по крышам,

Это мы – детствоубийцы.

Что же плакать, слезы – море,

И не переплыть глазами

Солнца в утреннем дозоре

Над остывшими мирами.

То, что мы компрачикосы

Нам, конечно, только снится,

Ты срезаешь свои косы

И теряешься в страницах.

Вольск, 28.03.01 года

* * * (Миллиарды планет – тебе…)

Миллиарды планет – тебе

На ладонях валяться песком,

Осторожничать песни о том,

Что оставлено шагом в траве.

По железу – ногтями скрипеть

Да на ушко интимы шептать,

Твою правду, как «Твою мать!»

Не понять, дай только допеть

Плеть дорог паутиной дворов

И под небом слепые глаза,

Чтоб катилась печально слеза

В кардинальную боль богов.

Я спою, как чарами сна

Можно брать пригóршни планет

В сонный бред под клетчатый плед

И натягивать вдаль паруса.

Вольск, 30.03.01 года

Постапрель

Мечтать,

Лакая неизвестность солнца,

Впрягать

В повозки страхи херувимов,

Хлестать

Ветрáми их хрустальны спины,

Орать: «Апрееееель!»

И гнать, не зная меры.

И за чертой

Искать себе примеры,

Неволить сказки

Гордых тамплиеров.

Что эти пéры?

Битые оконца

И побеждённы мною

Атмосферы!

Полиция дождей ломала руки,

Брала за нервы, стыла на ладони —

Я пропускал в себя пустые звуки

И погибал за чистоту мелодий.

И вроде посылали децибелы

На двух волнах других радиостанций —

Я не дрожал и свет остался белым,

Способным гибнуть мраком и бояться.

Апрели – двери. Заперты и скрыты,

Я поломал замки по фотоснимкам,

И в них входил под шепот рваной свиты,

Под куполами, с дьяконом в обнимку.

Епископы нагладили по лужам

Волну в эфир – практический цунами,

И даже тот, кто был тогда не нужен,

Мой старый бог, он оставался с нами,

Курил и прятал ледяные пальцы,

Дрожал минор и гибли атмосферы —

На двух волнах других радиостанций

Он отпевал мои больные сферы.

Мой тихий бог. Он целовал минуты,

И мы в минутах проживали вечность,

На паутинах пауков запутав

И предрекая реки частью речи.

Апрели – гады. Целятся в упоры,

Их оптика тонка, почти хрустальна,

И взводят утром плавные затворы,

И пули воют зверем. Так печально.