Считаю важным еще раз подчеркнуть, что превращение общины в национальную святыню имело и другую сторону, о которой не стоит забывать: для власть имущих она была оптимальной формой эксплуатации и контроля деревни. И наивно думать, что данный аспект был на периферии сознания тех, кто принимал решения перед Крестьянской реформой и после нее. Конечно, об этом не принято было говорить вслух, но иногда люди проговаривались.
Всего один пример. Товарищ обер-прокурора 2-го «крестьянского» департамента Сената (позже правитель канцелярии МВД) Н. А. Хвостов был одним из главных деятелей, загнавших в конце XIX века деревню в правовой хаос сенатских толкований ее жизни.
В декабре 1904 года в Особом совещании С. Ю. Витте он с пафосом говорил, что «группа истинно русских людей не может никогда помириться ни с упразднением общины, ни с уничтожением семейного быта крестьян», и укорял «космополитов», которые думали, «что здесь, в России, можно сделать все то, что уже сделано в Западной Европе, что земля и у нас может быть распродаваема, как на Западе, что нам нечего бояться пролетариата, потому что в Западной Европе тоже существует пролетариат.
В настоящее время нам — националистам остается только просить о том, чтобы не делали вреда тому, что у нас есть самобытного — тому, что на Западе уже испорчено непоправимо, и в чем нам вскоре вся Западная Европа будет завидовать, то есть нашей общине, нашим обеспеченным неотчуждаемой землей крестьянам и др.». В заключение он ссылался на «гениальные умы» Кавура и Бисмарка, утверждавших, что «вся сила России заключается в общинном устройстве, в ее обеспеченных землей крестьянах»322
.Что и говорить, принципиальный человек, хотя и с высокой потребностью в чужой зависти.
Между тем хорошо знавший Хвостова К. Ф. Головин характеризовал его как «усердного и зоркого стража полной сохранности общины», убежденного, «что мирское владение — один из верных устоев русского государства», прикасаться к которому «он не позволял» — так как только община, по его мнению, обеспечивает помещикам «полевых рабочих, которых не хватило бы при подворном заселении»323
.Я не собираюсь строить догадки на предмет искренности апологетов общины, будь то помещики, или революционеры, но убежден, что их славословия в ее адрес весьма часто прикрывали куда более приземленные вещи.
Во всяком случае, очевидно, что социальный расизм задавал рамки восприятия элитами окружающего мира. Прикрываемый разными, даже совершенно противоположными, на первый взгляд, мнениями, он оказал очень сильное воздействие не только на Великую реформу и аграрную политику правительства после 1861 года, но и на подходы общественности всех цветов политического спектра к пореформенному развитию страны.
Примечания к первой части
1.
2. Там же. С. 27.
3. Там же. С. 37.
4. Там же. С. 38.
5. Там же. С. 8–39.
6. Там же. С. 39.
7. Там же. С. 50, 52.
8. История Европы. Т. 5. М.: Наука. 2000. С. 16–26.
9.
10. Там же. С. 403–404.
11. Россия XV–XVII в в глазами иностранцев. Л., 1986. С. 51–53.
12. Р
13.
14. Там же. С. 528–529.
15. Цит. по:
16. Там же. С. 87.
17. Там же. С. 72
18.
19. ПСЗ, том 6. № 3874. С. 478.
20.
21. ПСЗ, том 5. № 346 °C. 758–759.
22. ПСЗ том 6. № 3509. С. 127.
23. Цит. по:
24.
25.
26.
27.
28.
29. Архив князя Воронцова. Т. 17. М., 1880. С. 5–6. (Перевод С. А. Фокина).
30.
31.
32.