Теорема Столыпина

В этих условиях быстро растущее крестьянство, особенно общинное, «скоплялось на своих наделах и, меняя очень медленно свои системы хозяйства, создавало избыточное предложение рабочих рук и избыточное количество едоков»³.

При этом «самые основы сословно-тяглового строя правительство по-прежнему оберегало, как свой палладиум. По-прежнему у правительства не было настоящего доверия ни к общественной, ни к индивидуальной самодеятельности, и существовала определенная боязнь просвещения.

Социально-экономический процесс привел к тому, что в огромной стране, правительство которой при этом желало играть одну из первых ролей в мировой политике, основное производство, на котором зиждилось все благосостояние страны, лежало в руках крестьянства. А между тем отрицались все предпосылки, которые дали бы крестьянам возможность покончить с пережитками натурального хозяйства и стать культурными сельскими хозяевами»⁴.

Очень важные слова.

С одной стороны, это весьма емкое описание едва ли не главного парадокса нашей пореформенной истории — глубокого несоответствия между уровнем амбиций элит и теми средствами, с помощью которых они воплощали эти амбиции в реальную жизнь. Страна, претендующая на роль одного из мировых лидеров, упорно сохраняла вынесенные из эпохи Венского конгресса представления об основах мировой политики, о том, что такое статус великой державы и каким образом он поддерживается в индустриальную эпоху.

А с другой, фактически — это обвинение в недостаточной квалифицированности и даже некомпетентности правительства Империи, оказавшегося не на высоте стоящих перед ним задач. Даже в тех ограниченных рамках, в которые были поставлены производительные силы страны после 1861 г., можно было сделать намного больше.

При этом важно знать, что на этом долгом пути отрицания государственного здравого смысла рядом с правительством часто был надежный союзник (иногда — сообщник) — большая часть общественности, в том числе и так называемой передовой, которая сходилась с «ненавистным режимом» в неприятии и отторжении капитализма.

Поэтому когда в 1890-х гг. вектор экономической политики в большой мере изменился, и стартовала модернизация Витте-Столыпина, общество начало жестко оппонировать власти и по этой проблематике тоже.

Ставший министром финансов Витте понимал необходимость оживления торговли и производства путем создания новых предприятий и строительства железных дорог, интеграции отдельных частей Империи во всероссийский рынок. И действительно, его мероприятия «привили нашему дряхлому хозяйственному организму известную бодрость, пробудили его от спячки и усилили в нем жизненные силы; они придали нашей деятельности ускоренный темп и оживили его притоком свежих сил и новых начинаний»⁵.

Введение в 1891 г. протекционистского тарифа резко повысило уровень антииндустриализма в русском обществе, и критика промышленной политики стала одной из важнейших тем публицистики разных направлений.

С одной стороны, правительство (как почти всегда) не смогло внятно разъяснить общественности стратегические выгоды перемен, назревшую необходимость превращения России в страну развитой промышленности, а с другой, люди не очень-то были расположены к восприятию объяснений, оправдывающих их переплаты за товары здесь и сейчас. Каким образом индустриализация поможет решить аграрные проблемы, очень многим людям — и даже с высшим образованием — было попросту недоступно.

Рост денежного хозяйства, капитализма трактовался не как естественная и неизбежная фаза исторического процесса, не как смена устаревшей формы хозяйства более прогрессивной — а к концу XIX в. об этом в Европе знали везде, кроме России, но как вражеское нашествие капиталов, губящее наш исконный экономический строй.

Характерно, что так думали не только левые народники, но и люди совсем другого интеллектуального уровня, например, К. Ф. Головин и С. С. Бехтеев. Здесь уместно напомнить, что в России в конце 1850-х гг. на тысячу жителей в возрасте от 20 лет и старше насчитывалось 9 человек с высшим и средним образованием (0,9 %), в 1897 г. — 16 человек (1,6 %), а в 1917 г. — 40 (4,0 %). Конечно, законченное образование имели не все те, кого мы считаем образованными.

Очень модной стала тема искусственного насаждения правительством индустрии в ущерб сельскому хозяйству. В этом плане весьма интересны рассуждения участников Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности С. Ю. Витте. Совещание знаменовало, как мы увидим, перелом в оценке обществом общины и вообще ситуации в аграрном секторе, однако в том, что касалось промышленности, мнения Комитетов оказались на уровне 1840–1850-х гг.