Теорема Столыпина

Внешне Запад остается христианским, но на деле он погряз в язычестве. Там повсеместно царят меркантильные заботы и желудочные интересы, там «ухо загрубело от стука паровой машины; на пальцах мозоли от ассигнаций, акций и прочей подобной бумаги». В этих условиях говорить об искусстве то же самое, «что рассказывать о запахе кактуса (человеку) лишенному обоняния»²¹⁵. О назначении искусства там давно забыли.

Франция страна революций, пролившая реки человеческой крови, находится в «беспрестанном нервическом припадке». Ее духовную жизнь растлевает меркантилизм, страна «дряхлеет и клонится к упадку»²¹⁶.

К ней заслуженно присоединится и Англия, где «все принесено в жертву золоту», где фабрикант «заставляет ребенка работать 20 часов в сутки для своей наживы». Да, англичане «прекрасно делают перочинные ножики», «но худо то, что они успехи своей промышленности купили ценою человеческого достоинства». Рабочий у них стал машиной²¹⁷.

Но в минуту испытаний мир увидит, «какою паровою машиною они скрепят распадающиеся члены полусгнившего состава? Увидим, в чем состоит последнее торжество вещественной пользы, увидим страшный урок народам, продающим свою душу за деньги»²¹⁸.

Америка воспроизводит все пороки Англии, возможно, еще сильнее и ярче.

Одоевский убежден, что Запад ждут тяжелые испытания, если он не поймет, что находится в тупике, и не обновит свою жизнь контактами с Россией.

Столь же категоричен и М. М. Погодин: «Да, будущая судьба мира зависит от России… Какая блистательная слава!

.. Кто взглянет беспристрастно на европейские государства, тот, при всем уважении к их знаменитым учреждениям, при всей благодарности к их заслугам для человечества, при всем благоговении к их истории, согласится, что они отжили свой век, или по крайней мере истратили свои лучшие силы, то есть, что они не произведут уже ничего выше представленного ими в чем бы то ни было: в религии, в законе, в науке, в искусстве.

…Разврат во Франции, леность в Италии, жестокость в Испании, эгоизм в Англии, явления общие, принадлежащие к отличительным признакам, неужели совместны с понятиями о счастии гражданском, не только человеческом, об идеале общества, о граде Божием?

Златой телец — деньги, которому поклоняется вся Европа без исключения, неужели есть высший градус нового европейского просвещения, христианского просвещения? Повторяю, где же добро святое?»²¹⁹.

Весьма масштабно выступил в 1841 г. профессор Московского университета Шевырев, которому мы обязаны оборотом «гнилой Запад»²²⁰.

«Драма современной истории», по его мнению, состоит в противостоянии России и Запада.

Оно продолжает самые «знаменитые единоборства всемирной истории» — между Персией и Грецией, Грецией и Римом, Римом и германцами: «Запад и Россия стоят друг перед другом, лицом к лицу. Увлечет ли нас он в своем всемирном стремлении? Пойдем ли мы в придачу к его образованию? Составим ли какое лишнее дополнение к его истории?

Или устоим в своей самобытности? Образуем мир особый по началам своим, а не тем же европейским? Вынесем из Европы шестую часть мира… зерно будущему развитию человечества?

Вот вопрос — вопрос великой… Решать его — во благо России и человечества — дело поколений нам современных и грядущих»²²¹.

Затем Шевырев характеризует положение культуры и религии в отдельных странах, что является для него главным критерием их нынешнего состояния.

В отличие от Одоевского он старается быть объективным, однако идея отыгранной европейцами роли ясно звучит и у него. Так, «Италия совершила свое дело. Ее искусство стало собственностью всего образованного человечества. Она эстетически воспитала Европу — и всякий миг благородных ее наслаждений, столько украшающих жизнь нашу, есть дар бескорыстной Италии»²²². Но в настоящем ее культура неподвижна.

Хотя Англия «корыстно присвоила себе все блага существенные житейского мира; утопая сама в богатстве жизни, она хочет опутать мир узами своей торговли и промышленности»²²³ он все же находит слова восхищения для английской промышленности, для достижений ее техники. Однако после Вальтера Скотта и Байрона она ничего не дала человечеству.

Шевырев обильно цитирует французского публициста Ф. Шаля, прямо заявившего, что «народы европейские, как будто с единодушного согласия, нисходят до какого-то ничтожества полукитайского, до какой-то слабости всеобщей и неизбежной» и повторяет вслед за ним, что «Европа умирает!», что Запад «изнемогает»²²⁴.

Для России важнее всего ситуация во Франции и Германии.