Теория айсберга

– Ну д-да, угу, – пробормотал я, стараясь ничем не выдать нараставшего во мне волнения. – Т-точно. Угу. Д-дешевка.

– Чувство растет, piano piano, – продолжала Лорен. – Крепко обними меня, придвинься ближе. Я этого хочу. Должно быть, оттого, что я тебя люблю[15].

Каждое слово, которое она произносила, крохотным шипом вонзалось мне в сердце. Ее почти невидимая в ночи улыбка представлялась мне маленькой дикой и боязливой зверушкой. Лорен громко рассмеялась и привалилась ко мне плечом. Мы сидели вдвоем на песке, под мерцающими звездами, и шум океана всё приближался.

– П-прилив начинается, – заметил я. – Ч-через час у нас ноги б-будут в в-воде.

Я едва знал Лорен – и всё же мне казалось, что ни с одной девушкой я раньше так не сближался. Каждый квадратный сантиметр моей кожи напрягался и трепетал от ощущения, что она рядом.

– Т-так ты не п-поехала с Мутом на его скутере? – насмешливо спросил я.

– Нет. Мне эта поездка на холмы что-то не понравилась. Тебе не кажется, что это слегка напоминает ловушку? Я бы не удивилась, если бы по дороге мотор заглох.

Мы дружно расхохотались.

– С этим п-придурком всё может б-быть.

– Реми не придурок!

Эти слова она произнесла внезапно серьезным тоном, отстранилась и строго на меня посмотрела. В эту минуту я почувствовал, что лучше бы мне помолчать, но это было сильнее меня, мне необходимо было высказаться.

– «Надо п-подняться на х-холмы, чтобы увидеть фейерверк, я знаю п-потрясающее место»? Нет, серьезно?

Я издевательски усмехнулся и тут же об этом пожалел. Я уже не мог удержаться, как будто меня кто-то заставлял всё это говорить. Ревность. Злость. Обида.

– Ну и что такого? – По голосу было слышно, что она начинает сердиться. – Он милый, внимательный мальчик. Иногда туповатый, согласна. Но он, по крайней мере, способен поддержать разговор. Что-то рассказать. Чем-то поделиться.

Она прямо хлестала меня по лицу этими словами.

– И потом, ему такое пришлось пережить… – прибавила она.

– П-пережить? Ему? Ты шутишь? Да он у нас в школе п-просто з-звезда. З-за что ни в-возьмется – всё у него получается. Любимчик учителей и одноклассников.

– Ной, ты ничего о нем не знаешь. Ты не знаешь, через что ему пришлось пройти.

– Я з-знаю, – сказал я, – что у него б-богатые родители. Его отцу не надо каждый д-день с утра п-пораньше идти на завод. Он живет в красивом доме, а не в п-панельной клетушке.

Лорен строго на меня взглянула.

– Нельзя же быть таким примитивным! По-твоему, только это и имеет значение? А ты знаешь, например, что, когда ему было четыре года, у его мамы был рак? Не знаешь. И что из-за этого она потеряла ребенка, которого носила? Тоже нет. Ничего ты не знаешь. Так как же ты можешь судить? Говорить «этот придурок».

Я опустил голову и молчал довольно долго. Ничего такого про Реми Мута я не знал – откуда мне было знать? И вдруг до меня дошло, что его кажущаяся уверенность, это его невыносимое самодовольство, возможно, только маска.

– Каждый идет по жизни, как умеет, – прибавила Лорен. – Может быть, Реми необходимо выглядеть чуть более уверенным в себе, чем есть на самом деле. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

И вдруг мне стало стыдно. Больше того: я почувствовал себя совершенным болваном. К щекам прилила кровь, а взгляд намертво прилип к ногам. Я долго – в общем, с тех пор, как произошел этот несчастный случай, – тешил себя иллюзией, что лишь я один и страдаю. Только у меня одного что-то надломилось внутри. Только я один и понимаю, что это такое. Лорен просто-напросто напомнила мне о том, что я был неправ.

Она мягко положила руку мне на колено.

– Прости, если я тебя задела, но ты не можешь и дальше оставаться в плену таких резких и однобоких суждений. Слишком легко ненавидеть людей, совершенно их не зная.

Я пробормотал что-то невнятное и кое-как извинился. Лорен зачерпнула горсть песка и дала ему просыпаться между пальцами.

– Когда мои родители развелись, – снова заговорила она, – я почувствовала, что внутри меня что-то сломалось. Как будто вдруг разлетелась на множество осколков ваза из очень тонкого фарфора. Но посмотри на меня.

Я поднял на нее глаза.

– У меня есть всё, что надо для счастья, правда? У меня тоже богатые родители. Папа каждый год куда-нибудь берет меня с собой, я везде побывала. Думаешь, я сама не понимаю, что мне в жизни повезло?

Я не знал, что сказать. В ее глазах что-то блеснуло. Они казались темными и глубокими, чуть ярче обычного.

– Но постарайся склеить осколки фарфора, – вполголоса проговорила она.

Я отвел глаза, потому что мне не хотелось, чтобы она видела меня в эту минуту. На площади перед мэрией песня «Sarà perchè ti amo» сменилась другой, группы АББА, до нас долетала ритмичная мелодия. «Ватерлоо».

– В-ватерлоо, – робко прошептал я, снова повернувшись к ней. – Я п-проиграл. Ты победила в войне[16].

Я тупо перевел слова, как недавно сделала Лорен. Она засмеялась, потом всхлипнула и обняла меня за плечи.

– Мы все проиграли войну, – тихо сказала она.

И наши взгляды устремились к горизонту, туда, где край океана растворялся в звездной тьме.