Теория квантовых состояний

После этого я сунул коричневый коричневый портфель в руки Никанору Никанорычу и припустил к выходу. Чертыхнувшись при протискивании через турникет, я настеж распахнул стеклянные входные двери в металлической раме и выскочил на крытую террасу университетского крыльца и, дальше, сбежал с него на широкий тротуар с парковкой.

На улице шел снег. Кипел жизнью вечерний город: шли люди, скрежетали резиной по обледенелой дороге автомобили. Я не замечал даже, что стою раздетый, с пальто наперевес. Я поворачивал голову, смотрел во все стороны пристально, пытаясь увидеть силуэт девушки в полушубке и голубой шерстяной шапке. Нет, никаких следов.

– Убежала, Борис Петрович. Расстроилась, – сзади подошел Никанор Никанорыч.

Мне, почему-то не хотелось говорить с ним о Маше.

– Можем мы вернуться к тому с чего начали? – прямо спросил я.

– Точно так, Борис Петрович. Не только можем, но и должно. Но не найти ли нам место поудобнее? Мерзнуть – оно ведь никому не на пользу.

В предыдущий раз, почти сразу после этих слов, Никанор Никанорыч испарился. Я прищурился и отрицательно покачал головой.

– Ну уж нет. Прямо здесь! – я развернул пальто и прямо на тротуаре оделся. Достал из рукава шапку с шарфом. На пиджаке придавленные толщей пальто таяли снежинки.

Никанор Никанорыч вздернул плечами.

– Здесь, так здесь. Сие, Борис Петрович, важности не представляет. Картина-то частично уже набросана. Требуется лишь отстраниться от непосредственно масляных мазков и разглядеть, так сказать, произведение целиком.

– Бросьте вы, пожалуйста, вашу болтологию, – ответил я всплеснув рукой. – ничего конкретного – одни иносказания. Одного не пойму: на кой черт я вам дался? Уж кому-кому, а вам, по моему разумению, никто не нужен. Вы настолько самодостаточны, что какой-то там Борис Петрович Чебышев, старший преподаватель, ну никаким боком в вашу компанию. Я ваших товарищей видел только мельком, но и этого хватило, чтобы понять, что чудачествуют они не меньше вашего. Я-то вам на кой?

Теперь пришла очередь Никанор Никанорыч всплескивать руками.

– Любезный Борис Петрович. Отчего же неприятие у вас такое возникло? Обидел я вас чем-то? Извольте объясниться.

– А сами вы не догадываетесь? – воскликнул я. – Появляетесь, исчезаете, показываете что-то, подкидываете пищу для размышлений, снова пропадаете. По-вашему ничего здесь необычного нет? По-вашему так все должно и быть?

– Погодите, Борис Петрович. Ни в коей мере не желая поломать ваше представление о том, как чему быть, я, однако, позволю себе заметить, что быть-то ведь может по-всякому. Потому последнее ваше обвинение, суть, беспочвенно. А что касается неведения, так ведь для того и нужна пища для размышлений, недогадливый мой Борис Петрович.

Говорил все это Никанор Никанорыч прежним скрипучим голосом, чем навлек на себя еще большее мое негодование.

– И про Вавилон? – спросил я, – Про Вавилон – тоже к размышлению? Про Бильгамешу, про зиккурат и про вас тамошнего, Балу зовущимся.

К моему окончательному замешательству, Никанор Никанорыч расплылся в сердечной улыбке. Он победоносно помахал перед моим носом указательным пальцем.

– Во-от! Заметил! Недаром, что кандидат наук, Борис Петрович, недаром. А говорил: неведения, иносказания. Ох уж эти ученые. Предупреждал ведь меня, этот… м-м… как его… ну да ладно: смышленый, ученые, народ. Трения, сопротивления и вероятности – не какие вам там нибудь! Ох уже эти мне Омы, Больцманы да Кирхгоффы! Ох уж эти мне Боры да Ньютоны!

С полным безразличием слушал я Никанор Никанорыча, вплетающего в свои бессмысленные, бесконечные речи кого угодно, лишь бы уйти от ответа.

– Прощайте, Никанор Никанорыч! Встреча эта наша с вами безрезультатна, как и все, впрочем, предыдущие. Ничего у нас с вами не получится, ибо вы, очевидно, упрямо не хотите ничего мне объяснить. Прощайте.

Я повернулся и зашагал по мокрой дороге прочь.

Честно сказать, у меня была слабая надежда, что Никанор Никанорыч засеменит следом, догонит меня, попытается невнятно объясниться, но вот закончилось длинное здание университета, дорожные столбы по обе стороны проспекта разменяли второй десяток, а я все шел, погруженный в танец кружащихся снежинок.

Шел я долго и обернулся только когда дошел до своей автобусной остановки. Тротуар, убегающий черной блестящей лентой назад, к университету была пуст. Вокруг столбов клубились рои белых мух. На остановке толпилось человек десять ожидающих.

Вот и все, пора ехать домой, подумал я. Послышалось тяжелое фырчание подъезжающего автобуса. А как же вся эта история, вся эта цепь бессвязных, нелепых ситуаций? Я вспомнил Бильгамешу. Чем-то он, мучающийся сомненьями напомнил мне меня размышляющего о том, чего не понимаю. Но ведь хочу. Очень хочу.

– Эх, Борис Петрович, – услышал я знакомый скрипучий голос с нотками сожаления. – Не знаю, право, чем помочь вам можно.

Я замер, весь превратившись в слух.