Тьма разверзлась передо мной во все стороны. Я шагал на ощупь, вытянув перед собой руки, не видя вообще ничего. Только запахи, сырости, тухлой древесины и испражнений. Открытое пространство даже отдаленно не напоминало коридор, по которому вел меня Никанор Никанорыч. Надежда, что минимальный свет проникнет сквозь выбитые окна, не оправдалась, по-видимому меня отделяла от окон внутренняя стена. Тусклый свет пробивался из-за моей спины, но его хватало лишь на узкую площадку перед входом из сеней.
Каждый мой шаркающий шаг отзывался кряхтением старого деревянного пола. Еще шаг, другой, и я уперся руками в стену. Она была холодная, шершавая, я не мог определить материала, но мне показалось, что стена оклеена обоями. Я двинулся вдоль преграды дальше, куда-то вглубь дома.
Свет позади меня погас. Это в предбанник поднялся Евгений, загородив фигурой уличный свет.
— Где ты, сука? Все равно не уйдешь!
Я шарил руками по стене и наткнулся на наличник дверного косяка. Предательски крякнул под ногой очередной шаг, и вот она дверь. Я нашел ручку, и что было сил рванул ее на себя. Дверь отозвалась жалобно, могутно, и, громогласно скрежеща по невидимому полу, немного приоткрылась.
В мою спину неслись ругательства Женька. Мне нужно было только отворить достаточный лаз, чтобы протиснуться. Я тянул еще и еще, дверь хрипела, стонала, звала Евгения, неохотно сдавая мне сантиметр за сантиметром. Мне показалось, что она уперлась во что-то, я бросил дергать и втиснулся внутрь, обдирая пальто и брюки. Продрался на другую сторону. Здесь было как будто чуть светлее. Я все еще ничего не видел, но среди плотной одинаковой черноты мне привиделся световой всполох. Ориентацию я давно потерял, но ведь в доме были выбитые окна, может быть меня скрывал от них всего лишь угол стены, а значит скоро разгляжу я куда идти, бежать.
Под ногами вероломно скрипел пол. Сзади, из темноты раздавался тяжелый топот, сопровождаемый ругательствами. Доски под ногами были рыхлые, будто средней утоптанности снег, проваливались под каждым моим шагом.
— Где ты? — раздалось как будто из-за самой моей спины.
Я ускорился. Шаг, другой. Пнул какую-то рухлядь. Доска под ногой пошла вниз, но я вовремя переставил стопу. Ладонь наткнулась на стену, такую же как в прошлой комнате, — я почувствовал холодные истерзанные обои.
Позади раздался стук, матерщина. По-видимому, Евгений дошел до стены. Шорох, шаги, зубодробительный скрежет двери. Мне показалось, что он сейчас увидит меня, бросится на меня, неуверенно топчущегося в темноте. Я обернулся, и в этот момент пол подо мной не выдержал и обрушился. Я провалился не сразу, сначала только одна нога ушла вниз, за переломившейся сгнившей половой доской. Я съехал на пол, налетев ребром ладони на что-то торчащее из стены, и ободрал руку. Распластался на холодном грязном полу, барахтаясь, с застрявшей в проломе ногой. Уперевшись в соседние доски я попытался подняться, но то ли чересчур агрессивно оперся я, то ли пол держался на одном честном слове. Почувствовал я, что мягкое сырое дерево, расходится, крошится и я валюсь вниз. Я попытался раскинуть руки, но только ударился о доски, еще о бревна-лаги, увлекаемый вниз с долгим, несмолкаемым хрустом и треском.
Словно в замедленном кино, вытянувшим конечности нетопырем, я падал, скобля ладонями и локтями по стенам и перекрытиям. Короткий миг невесомости сверкнул в голове аналогией с Алисой, падающей в кроличью нору, с той лишь разницей, что успевала она разглядывать пролетающие мимо предметы, а я летел в кромешную тьму. До меня доносились зависшие, замороженные звуки. Голос Женька, треск трухлявого пола, рвущейся одежды, удары о доски. Секунда между тем, как потерял я равновесие и дном моего падения будто замедлилась, замерла.
Потом я словно скатился по жестким крутым ступеням. Голова налетела затылком на что-то жесткое и сноп искр вспыхнул перед моими глазами и тут же погас. Правая стопа моя ударилась о пол и вспыхнула. Завершил падение грузный удар о землю. С опозданием, пришла острая боль в плече.
В голове все перемешалось, будто потерял я сознание на пару секунд. Тело мое целиком, всюду горело болью, которую не мог я локализовать. Меня окружала плотная, густая, стискивающая темнота с теплой, сырой и кислой вонью.
Голову подпер вертикальный откос. Я распростерся звездой, неудобно упершись подбородком в плечо. Сквозь слой шерстяной шапки я чувствовал за затылком неподвижный жесткий камень, скорее всего кладку домовых опор. О ее основание я видимо и ударился при падении. Превозмогая боль, я пошевелился. Почувствовал липкую влагу на затылке и шее.
Я дернул ногой и щиколотка отозвалась болевым ощущением. Боль была как вспышка с протяжным затуханием. То ли серьезный ушиб, то ли вывих, решил я. Совсем не хотелось думать про перелом.
— Борис Петрович, ты не сдох там? — пришел из темноты голос Евгения.
Несколько секунд я не шевелился. Наверное, примерно так чувствовал себя Аменхотеп в египетском подземелье. Я лежал, собирался с мыслями и ждал. Слушал, какое решение примет Евгений.