Отставал, не поспевал я за ходом мыслей Азара. Только что обсуждали мы подстроенное на меня нападение, и вот уже требует он от меня разбора, анализа длинного, реалистичного сна, единственным отличием которого от предыдущих было, пожалуй, вполне открытое заявление о себе Азара и Никанор Никанорыча.
Азар внезапно поднялся, выпрямился в полный рост. Я вздрогнул от неожиданности, уперевшись взглядом в непроницаемое полотнище его пальто.
— Я дам вам время на размышление, Борис Петрович. Зайду в конце недели, перед выпиской. Вы тем временем познакомитесь с забавными последствиями вашего насыщенного первого декабря. Новости станут приходить, навещать вас, буквально с завтрашнего дня.
Он наклонился и потрогал мои костыли, деревянные, темные от долгого использования, с вельветовой нашивкой на подмышечной перекладине.
— Славное приспособление. Надеюсь вы не очень долго будете к нему привязаны. Об этом безусловно лучше других расскажет ваш замечательный врач — Ильдар Гаязыч. Виртуознейше, между прочим, провел вам переливание плазмы. Задайте ему пожалуйста один вопрос при встрече, не знаком ли он с болезнью Альцгеймера?
Болезнь Альцгеймера. Имел я о ней весьма поверхностное впечатление, встречал упоминания в каких-то статьях. Название было западное, не очень распространенное у нес. Так назывался особенный вид старческой деменции, слабоумия, что ли.
На следующий день после процедур я попросил у Ильдар Гаязыча короткой аудиенции. Был он моим ровесником, работал одновременно в двух больницах, корпел над кандидатской. Подробности эти, с претензией на личные, разузнал я еще в реанимации, когда приходил Ильдар Гаязыч с результатами анализов переливания плазмы. Я в свою очередь тоже поделился с ним чем занимаюсь, и даже про министерскую комиссию немного рассказал.
Он принял меня в процедурном кабинете, узком, вытянутом к большому, в ширину стены, окну. Половину длинной стены его занимала кровать-каталка, а вдоль остальных громоздились холодильник, металлический шкаф, керамическая раковина у окна, стол с парой стульев и две передвижных тумбочки, заставленные медицинским скарбом — склянками, коробками, приборами. Здесь брали анализы, проводили перевязку, кололи препараты и выполняли физиотерапию — универсальная была процедурная. Глубоко врезающееся в стену окно открывало вид на задний хозяйственный двор с гаражами и машинами. Дальше, за забором, до самых далеких многоэтажек лежал пустырь с замерзшим болотом, усыпанный клочкообразным голым кустарником.
На Ильдар Гаязыче был голубой врачебный костюм — штаны и свободная рубашка с укороченным рукавом, из-под которой выбивалась кричащая его волосатость. У него были мохнатые руки и ухоженная щетина, запомненная мною еще с реанимации. Судя по всему, занимался он небритостью своей регулярнейше, с особенной тщательностью, ведь мало того, что покрывала она лицо его по самые скулы, так еще и проваливалась с шеи чуть не в ворот рубахи. На ногах Ильдар Гаязыч носил мягкие туфли, на манер мокасин, отчего шаг его по больничному коридору был неслышный, в отличие от зубодробительного цокота отдельных медсестер.
— Чем порадуете, Чебышев Борис Петрович? — спросил он меня с напускной врачебной веселостью.
Ильдар Гаязыч просил обращаться к себе — Ильдар, видимо не умел еще свыкнуться с "взрослым" именем-отчеством. Медсестры, впрочем, игнорировали его протесты и обращались к нему Ильдар Гаязыч, равно как и большая часть пациентов. Также поступал и я. Он в ответ обращался ко мне — Борис Петрович.
— Правильно ли я понимаю, Ильдар Гаязыч, что в пятницу меня выпишут? — спросил я.
В ответ он полистал папку с ворохом выпадающих листов и пошевелил небритым подбородком. У него были миниатюрные руки с тонкими пальцами, конфликтующие с волосатыми предплечьями.
— Да, пока стоит такая дата, — подтвердил он бодро. — Ну а что вас держать? Сотрясение мозга, колотая рана спины с кровопотерей и сломанная стопа. Ерунда! — он поднял на меня лукавые глаза. — Раны и ссадины только украшают кандидата технических наук.
Такой противоречивый ответ, даже со скидкой на его шутливый тон, не давал мне возможности сделать вывод о сроках моего пребывания в больнице. Состряпав на лице вежливую улыбку и вперив в Ильдар Гаязыча заинтересованный взгляд, я ждал продолжения.
Молчание затянулось чуть дольше положенного, и я почувствовал, как внимание Ильдар Гаязыча все-таки сосредотачивается, возвращается ко мне. Лицо его посерьёзнело.
— Ну хорошо, давайте "по-взрослому" поговорим, Борис. Ваше состояние меня беспокоит, но это не связано с внешними травмами и переломом. Стопу пришлось открыть, но это не страшно. Походите несколько недель со спицами, потом с гипсом, и заживет. С прокалыванием трапецевидной и ромбовидной мышц тоже все развивается нормально. Гемотрансфузия прошла без осложнений. Внутренние органы слава богу не задеты. А вот сотрясение мозга, и периодическое ваше "зависание" меня напрягает. Что вы отключаетесь, отсутствуете и некоторых событий не помните. Я так и не понял — связано это у вас с травмой или нет.