Министерство образования, куда нас пригласили, представляло собой невероятной длины здание, расположенное на бывшей улице Ленина, ступенчато менявшее высоту с двухэтажного на трех и обратно. Архитектуры оно было постмодернистской, без изысков. Парадная часть имела массивный, цвета гранитной крошки первый этаж, на втором и третьем — балконы с изогнутыми металлическими перилами, и скромный карниз с лепниной под арочным чердачным окном. В двухэтажной части здание было и того проще — большие, прямоугольные окна со спартанскими бетонными козырьками и узкий плинтусообразный выступ, переходящий в четырехскатную крышу. Жалюзи окон первого этажа были всегда занавешены.
Мы не сразу нашли куда припарковаться, поэтому долго мыкались вокруг и вдоль распластанного здания, пока не отыскали свободное место у тротуара, позади министерства. Пришлось нам долго ковылять вверх по обледенелому тротуару, поскальзываясь на ступеньках, хватаясь за обжигающе холодные перила. Задним умом Олег Палыч сетовал, что надо было ему высадить меня с костылями у входа.
Визит этот, важный, специально подчеркнутый ректором, не отложился в памяти моей стройной последовательной историей, а отметился скорее обрывками воспоминаний и поступков. Первым воспоминанием стали массивные, двустворчатые двери, которые одним дубовым, лакированным видом своим придавили нас к крыльцу. За ними таился мизерный внутренний пятачок перед турникетом, на котором топтались мы, пока Олег Палыч объяснял сонному охраннику в кабине кто мы и зачем пожаловали. Из холла вверх взвивалась мощная с потемневшими ступенями лестница с резными перилами и фигурными балясинами. Лестница вела на широкую лестничную клетку с зеркалами и напольными вазами с искусственными цветами, откуда разбегалась вверх параллельными пролетами. С верхнего этажа бил яркий свет. Может быть висела там многоярусная люстра или направленные светильники, мы не видели. В нас впивались только растворяющиеся бело-желтые лучи, отражающиеся в перилах, балясинах и зеркалах.
Нас встретил суетливый Степан Анатольич. Особенные манеры его, прищуривания и подергивающиеся губы, не умел я распознать, однако выглядел он несколько пришибленным, не излучал запомнившегося мне дружелюбия.
Ниша слева от парадной лестницы открывала спуск в подвал, куда и отправились мы следом за Степан Анатольичем, так и не увидев, что за чудеса таятся на министерских образовательных высотах. Пусть не смущает здесь читателя слово подвал, потому что представлял он собой полноценный этаж с гардеробом, коридорами и офисными комнатами, и даже окнами, выходившими во внутренний двор, где улица сбегала вниз и здание проваливалось в четвертый, а вернее минус первый этаж.
Коридоры правда были узковаты, с низким потолком, и свет светил как-то тускло. Здесь прятался отдел информатизации министерства образования, возглавляемый Степан Анатольичем. Олег Палыч завел с ним разговор и голоса их глухо застревали в толстостенных коридорах. Я ковылял следом.
Думаю, читатель оценил иронию в изложении мною министерских подробностей. Взявшись передать лишь атмосферу, общие штрихи похода своего в министерство, я в итоге так увлекся деталями, что едва ли не затерялся на их фоне, собственно, смысл визита.
Степан Анатольич усадил нас в комнате с длинным квадратным столом. Окна прикрывали закрытые жалюзи, из-за них протискивались золотые струйки дневного света. Комната освещалась множеством спрятанных меж потолочными панелями круглых светильников.
Пока ждали мы неизвестных важных начальников, Степан Анатольич торопливо рассказывал, обращаясь то ко мне, то к Олег Палычу, о том, что первоначальная мысль его о применении нейронной нашей сети состояла в систематизации данных, которые хранят во множестве министерские архивы. Целью ставилось, во-первых, облегчение процедуры поиска, а во-вторых, прогнозирование востребованности и успешности образовательных программ в школах и ВУЗах. Говорил он об этом с ноткой сожаления, мне непонятной, ведь задача такая виделась вполне решаемой, в голове уже всплыла потенциальная обучающая последовательность, которая умела полноценно охватить структуру образовательной программы. Открытым оставался вопрос хранения большого объема данных, ведь я не особенно задумывался прежде об объемах памяти.
Дверь открылась и вошли двое. Степан Анатольич сразу же сконфузился, и умолк, всем своим видом показывая, что "первоначальная мысль его", совсем не совпадает с чаяниями вновь прибывших.
Вид вошедшие имели специфический. В одном я узнал широкоплечего чиновника из комиссии, с выпуклым лбом и бровями, нависающими над колючими быстрыми глазками. Был он, как и тогда, гладко выбрит, имел короткие, ершиком, волосы с проседью, и отвисающие брыли с подвижными желваками. Квадратную фигуру его укутывал серый, дорогой костюм. Он представился Артем Кириллычем, руководителем сектора специальной и мобилизационной работы. Весьма смутное я имел представление о том, чем занимается такой сектор. Что-то про правила мобилизации, обеспечение секретности и воинский учет.