Теория квантовых состояний

Нам так и не довелось увидеть Леночку, потому что Олег Палыч волюнтаристски отобрал у Артем Кириллыча инициативу, заявив, что хотелось бы продолжить разговор в более дружественной обстановке, например, у нас в университете. Артем Кириллыч не возражал и обещал организовать в ближайшее время встречу. Он проводил нас до вестибюля, ведя якобы непринужденную беседу с Олег Палычем, упоминая между делом, что работы будут вестись на более защищенной, закрытой территории, где не предвидится ни малейших проблем с вычислительными мощностями. Упомянул он о необходимости подписать документы, неразглашения, "все же ж все понимают". Хлопнула огромная дверь, выпуская нас на холодный воздух и ощущения мои, пожалуй, были почище, чем когда выскочил я из заводской проходной с выброшенной на ветер токарной специальностью.

На пути домой, когда вез меня Олег Палыч по мокрым улицам с рыхлыми сугробами по краю дороги, он рассказывал, что, покуда ждали они в коридоре, Артем Кириллыч извинялся за обязательную такую процедуру при рассмотрении ведущего конструктора-инженера для секретной разработки. Сам первый замминистра, со слов Артем Кириллыча, передал информацию о нейронной моей сети в МВД, откуда перекочевала она в госбезопасность. Перед тем, как только принять разработку к рассмотрению, была произведена детальнейшая моя проверка.

Чувствовал я шестым каким-то чувством, в том числе из объяснения Олег Палыча, что все уже решено, и смотры эти и разговоры требуются всего лишь, чтобы утоптать в голове моей свершившийся факт, что научную мою разработку забирают в эксплуатацию компетентные органы.

Помимо этого, в голове моей бурлили обрывки разных мыслей. Вспоминался Коля Никитин, который говорил, что не его это — обивание кабинетов и приседания. А разве, черт побери, мое? Думал я еще об Отто Хане с его саботажами, цепко связавшимися в воспаленном моем сознании с Валентин Сергеичем, для которого цель оправдывала средства, о пресловутых секретностях, и конечно ограничениях, непременно налагаемых на такую работу. Не умел я их пока сформулировать, да и настолько утомился от часовой этой дискуссии, что думать даже не хотелось о том, какие из этого всего могут быть следствия. Вернувшись домой я забылся глубоким сном.

В пятницу я встретился с Ильдар Гаязычем в недавно отстроенном медицинском центре в новом районе. Я говорю "встретился", а в действительности отвез меня отец, он же помог взобраться на декорированное скользкой плиткой крыльцо и ждал, пока ходил я с Ильдар Гаязычем на перевязку.

Медицинский центр этот был занимательный, но расскажу я о нем чуть позже. Главным разумеется вопросом моим к Ильдар Гаязычу была болезнь Альцгеймера. Хотя обозначил мне Азар болезнь всего лишь вероятностью, все-таки результаты тестов меня волновали. Я и задал его Ильдар Гаязычу, когда укрывал он меня свинцовым фартуком перед тем как просветить рентгеном стопу. Ильдар Гаязыч был запыхавшийся, взъерошенный, и поначалу чуть было не вспылил, но потом повинился и признался, что не успевает ничего среди дежурств своих в разных концах города; надо бы бросать ему что-то одно, чтобы закончить диссертацию.

Внезапно, будто в голове его стрельнуло, он сорвался и убежал, оставив меня одного под свинцовым кожухом на кроватеподобном ложе рентгеновского аппарата. Вернулся он минут через пятнадцать и сияя известил меня, что нашел назавтра полуторачасовое окно в кабинете процедуры МРТ, лучше которой для диагностики Альцгеймера ничего пока не придумали. Он клятвенно обещался также до завтра проверить заполненные мною анкеты, хотя и не ожидал от них ничего толкового.

Рентген подарил мне еще пару прозрачных снимков внутреннего устройства моей стопы. Я стал уже запоминать все эти головки и латеральные отростки таранной кости, кубовидную кость и бугристость пятой плюсневой кости, в которой собственно и случились перелом и смещение, пока тыкал мне Ильдар Гаязыч в снимки карандашом. Вывод делал он, что вынимать спицы пока рановато, потребуется еще недельку с ними походить и вынем мы их потенциально в следующую пятницу. Он снова приложил и крепко перевязал мой гипс, после чего отправил меня восвояси.

После этого отец повез меня в университет, на две мои подряд пары приема "курсовиков". По дороге я рассказал ему про поход в министерство и встречу свою с холодным, равнодушным, высокопоставленным безопасником Валентин Сергеичем. Он не понял меня поначалу. Пожал плечами и сказал, что карьера в органах безопасности — вещь перспективная и что не все ли мне равно, с нелюдимостью моей и сосредоточенностью, сидеть в бедной лаборатории в университете или в закрытом каком-нибудь хорошо упакованном КБ. А я вдруг четко для себя сформулировал, почему было мне не все равно. Подходящим примером отцу служила альтернатива прежней его работы на заводе, по гудку, с проходной, регламентом и пропусками, и нынешняя свободная предпринимательская жизнь, подчиняющаяся другим каким-то рыночным распорядкам, не регламентируемая третьим лицом. Он задумался и показалось мне, что пример мой нашел отклик.