— Вы близки, Борис Петрович, очень близки к выходу из своего лабиринта вероятностей, — она смотрела мимо меня, и даже мимо стенки за моей спиной, куда-то сквозь нее. — Дело за малым — понять и принять итог плана и цель познания. Очень скоро вы обсудите их с Никанор Никанорычем. Прощайте.
Она застегнула последние пуговицы ниже талии и встретилась со мной взглядом. Глаза ее теперь были обычными, человеческими и… грустными, сочувствующими.
Я пробормотал в ответ что-то невнятное, вежливо-прощательное, и когда она, впиваясь каблуками в линолеум, прошла к выходу и затворила за собой дверь, я вдруг подумал, что раньше ни Никанор Никанорыч, ни Азар, ни Лилиана не говорили мне "прощайте".
Глава 24. Функция времени
Дорога к клинико-диагностическому центру, оторвавшись от многополосного шоссе, взвивалась в гору меж двумя холмами. С одного из них настороженно глядели дома частного сектора, которых много еще осталось в городе N, недоверчивые, усталые подставляя заснеженные скаты крыш чистому, голубому небу. Их старые трехпролетные окна с прищуром выглядывали из-за старых кособоких заборов, деревянных и металлических, кто во что горазд. То тут, то там среди съежившихся, потемневших домиков выступали высокие современные коттеджи; еще бы, кому не хотелось иметь собственный дом в черте города. С противоположного холма, опоясанный, словно крепость, нитью забора с кольчатыми стальными пролетами, раскинулся комплекс нового клинико-диагностического центра. Огороженная территория покрывала значительную площадь, гораздо большую, чем требовалось медицинскому центру, но замечательное отечественное свойство рекомендует огородить заранее как можно больше, авось пригодится в будущем. Часть территории за забором все еще была изрыта стройкой и грунтовыми дорогами меж земляных скосов, испорченных тяжелой техникой. Строительные вагончики перемежались с горами песка и сваленным стройматериалом. Грандиозное строительство растянулась на пятнадцать лет, планировали медицинский центр еще в Советском Союзе, кромсали и перекраивали во время бюджетных войн нового государства, а строили только теперь, как водится, совсем не то, что изначально задумывали. Полгода назад закончилось возведение второго терапевтического корпуса рядом с первым, диагностическим. Многоэтажное здание в светло-серых тонах взмывало в небо на вершине холма, выбрасывая к подъездному кольцу и парковке распластанный двухэтажный язык, с просторным современным холлом и крыльцом, к которому одинаково легко было подъехать на автомобиле, подойти пешком и подвезти на инвалидной коляске.
Медицинским центром, обслуживающим целый регион, гордились. Сюда привозили гостей, столичных и иностранных. Попасть сюда на диагностику или, подумать страшно, на процедуры, можно было тремя способами: по блату, куда ж без него, купив процедуру за весьма существенные деньги, либо через детище бесплатной медицины — официальную очередь, прождавши шесть-восемь месяцев. Иными словами, страшно мне повезло, что Ильдар Гаязыч, как сотрудник центра, отыскал для меня, которому и исследование-то потребовалось из-за нелепых подозрений, временное окно.
Я висел задумчиво на костыле, рядом с сопровождающим меня отцом, в обширном холле, который словно звезды освещали россыпи круглых ламп, спрятанные в потолочных панелях. Вдоль стен и окон стояли мягкие диваны и раскидистые деревья в кадках, на стенах висели работающие телевизоры. От всего здесь веяло эксклюзивностью, не было очередей и вездесущих строгих бабушек. Сюда и добраться-то можно было только на машине — от автобусной остановки требовалось топать с километр.
Ильдар Гаязыч, как обычно запыхавшийся, взъерошенный, явился довольно скоро, и прикатил для меня блестящую, новенькую кресло-коляску. Я оставил костыль отцу, и покатились мы торопливо по длинному освещенному коридору, через двухэтажный язык, к диагностическому корпусу. На Т-образном перекрестке мы свернули и вышли к сияющим металлическим блеском лифтам с налитыми, круглыми кнопками. В пути Ильдар Гаязыч жаловался на препоны, которые устраивает ему, травматологу по образованию, отечественная медицина, на пути к диссертации по болезни Альцгеймера. Как пытается он с научным руководителем схитрить, опереться на западный опыт, но очень ревностно столичные профессора следят за периферией, хотя совсем не много в России мест, в сравнении с которыми называть нас можно периферией. Мимо нас неслышно проскальзывали врачи, медсестры, пациенты. Центр сам по себе был немноголюдный, а субботний день еще усилил его необитаемость, сдержанность, люди подспудно старались не шуметь.
Ильдар Гаязыч справился у меня, воздержался ли я от еды, правильную ли надел одежду, без металлических пуговиц, пряжек и блях. Все эти простые правила я хорошо запомнил с прошлой встречи и только поддакивал ему. Спицы в моей ноге мы обсудили еще в прошлый раз — слишком далеко находились они от обследуемого органа, ведь сканированию подвергалась только область головы и шеи.