Теория праздного класса

Независимо от пригодности в других отношениях, эти объекты красивы сами по себе и потому обладают полезностью; на этом основании они ценятся, если возможно их присвоить или монополизировать; поэтому обладанию ценным имуществом завидуют, а исключительное наслаждение, которое эти объекты доставляют своему владельцу, утоляет стремление к денежному превосходству, тогда как их созерцание потакает чувству прекрасного. Но их красота в наивном смысле этого слова выступает скорее случайным поводом, а не основанием для их монополизации или коммерциализации. «Сколь бы ни была велика чувственно воспринимаемая красота самоцветов, их редкость и цена придают им отличительную особенность, которой они никогда бы не обрели, будь они дешевыми»[21]. Действительно, во всех обычных случаях такого рода мало что может служить таким побуждением к исключительному обладанию этими красивыми предметами и их потреблению, если отбросить их почетный характер в качестве объектов нарочитого расточительства. Большинство предметов этой обширной категории, частично исключая из нее предметы личного украшения, с тем же успехом могли бы служить любым другим целям, а не только приобретению почета, невзирая на то, принадлежат они конкретному человеку или нет; даже в отношении личных украшений следует добавить, что их главное назначение – придавать eclat (блеск) личности владельца (или того, кто носит украшения) в сравнении с другими лицами, вынужденными обходиться без них. Эстетическая пригодность предметов красоты при обладании ими повышается не сильно и не повсеместно.

Обобщение, которое можно сделать на основании нашего рассмотрения, состоит в том, что всякий ценный предмет, дабы он взывал к нашему чувству прекрасного, должен соответствовать одновременно требованиям красоты и дороговизны. Впрочем, это еще не все. Канон дороговизны также влияет на наши вкусы, причем таким образом, что мы неразрывно соединяем при восприятии предмета признаки дороговизны с его характерными признаками красоты, а общий итог обыкновенно выдается за простое восхищение красотой. Признаки дороговизны начинают приниматься за признаки красоты дорогих предметов. Они приятны нам как признаки почетной немалой стоимости, и доставляемое ими удовольствие такого рода смешивается с тем, какое мы получаем от красоты формы и цвета; например, мы часто заявляем, что тот или иной предмет одеяния «безукоризненно прекрасен», хотя изучение его эстетической ценности позволяет лишь утверждать, что он почетен в денежном выражении.

Подобное смешение и путаница элементов дороговизны и элементов красоты лучше всего, пожалуй, проявляют себя в предметах одежды и в обстановке домов. Кодекс репутации в вопросах одежды определяет, какие формы, материалы и окраски признаются в данное время подходящими и какое общее впечатление должна производить одежда; нарушения этого кодекса оскорбительны для нашего вкуса, потому что в них усматривается отход от эстетической истины. Одобрение, с которым мы смотрим на модный наряд, никоим образом не следует считать сугубым притворством. Мы охотно и по большей части совершенно искренне находим приятными вещи, пребывающие в моде. Скажем, ворсистые материи и резко выраженные цветовые сочетания оскорбляют нас тогда, когда модными считаются гладкий лоск и нейтральные цвета. Модная шляпка модели этого года гораздо убедительнее взывает сегодня к нашим чувствам, чем столь же модная шляпка модели прошлого года, хотя, если судить с точки зрения перспективы в четверть века, крайне затруднительно, боюсь, присудить пальму первенства какой-то одной из них за внутреннюю красоту. Опять-таки, можно отметить, что, если мерить по физическому соответствию человеческой фигуре, благородному лоску мужской шляпы или патентованных туфель из лакированной кожи, внутренняя красота присуща ничуть не больше, чем тому же благородному лоску на поношенном рукаве; тем не менее никто не сомневается в том, что все благовоспитанные люди (в цивилизованных западных сообществах) инстинктивно и непредвзято воспримут первое как прекрасный объект и отвернутся от второго как от оскорбительного для всякого чувства, которое оно способно вызвать. Крайне сомнительно, чтобы кого-то можно было заставить носить такое сооружение, как цилиндр, шляпу цивилизованного общества, ради какой-то неотложной цели, на основаниях, отличных от эстетических побудительных мотивов.