Теория выигрыша

Детки не играют – сидят челноки с рынка. Они разложили на качелях колбасу, хлеб, йогурты, ватрушки. Теперь они едят – усталые молчаливые люди. Они даже не разговаривают друг с другом, просто смотрят по сторонам. Вымотаны до предела и очень сильно хотят спать. Пакетик от йогурта они бросают на землю прямо под ноги. У них нет сил отбросить мусор даже на полметра от себя. Неужели им хватит сил доползти до автобуса, который чадит у тротуара возле Лидии?

А тебе, Лидия, хватит сил сделать хотя бы шаг?

Она вдруг чувствует зависть по отношению к этим жалким людям. Сейчас бы сидела с ними, усталая, деньги цыгане украли, и ужасно хочется заплакать, но слезы выплаканы, и она ест колбасу, сидя на качелях, потом бредет к автобусу, забывается сном в его вонючем нутре, чтобы проснуться только за Тверью. А там… Вдруг там уже выпал снег? И она бы засмеялась от неожиданности, от того что солнце ее разбудило.

Но ей предстоит гораздо более неприятное.

Прежде чем сделать шаг, она снова оглядывает двор. У дома припаркована черная импортная машина. В ней сидят люди, но их не разглядеть – стекла темные. Ей кажется, что они смотрят на нее.

Третий подъезд, пятый этаж. Просторная площадка, залитая холодным светом. Дорогая дверь, обитая кожей.

Лидию немного знобит.

На звонок открывает немолодая и неопрятная женщина в халате. Рыжеволосая, крашеная. Полная. Она стоит в дверном проеме и внимательно смотрит.

Потом неожиданно улыбается.

– Я по поводу… – приходится откашляться, потому что голос пропал. – Я по поводу теории выигрыша…

Женщина продолжает молчать, наблюдает.

– Я хочу записаться на лекции.

– Да-да, – милым голосом говорит женщина и отступает вглубь квартиры. – Проходите.

Квартира безликая. Такое ощущение, что ее сняли для дела. Наверное, так и есть. Сам-то лектор должен жить в прекрасном доме на берегу водохранилища или еще где-нибудь… В пентхаусе на Пречистенке.

Или нет?.. Как он живет? – мимолетно думает Лидия. Тот, кто держит удачу в служанках, как он живет, этот человек? Есть ли у него желания? Чем его удивишь, какими такими интерьерами? Или он равнодушен ко всему и просто блуждает по миру, как этот ветер, что раскрасил щеки красными пятнами?

Она проходит мимо себя в зеркале и поражается, какое у нее ужасное, какое заплаканное лицо.

Ей даже стыдно перед женщиной, и она говорит: «Такой ветер на улице, у меня все лицо горит».

– Вы волнуетесь, – мельком глянув на нее, говорит женщина.

Она садится за круглый стол, отодвигает рукой кучу бумаг, потом роется в этих бумагах, видимо, проверяя, не сдвинула ли чего нужного. Женщина громко дышит, можно сказать, сопит. На пару минут она увлекается своими бумагами: что-то там находит, улыбается краем губ, качает головой, снова откладывает листки в стопку.

Потом ищет ручку, находит, но она не пишет. Сопя, женщина черкает этой не пишущей ручкой по краю журнала «Семь дней», ничего не получается…

Да что же это такое?!

Она издевается, что ли?!

Мое сердце выскакивает из груди, мое лицо идет пятнами и горит, словно его облили кипятком, а она тут ручку расписывает!

– Вам дать ручку? – тесным от ненависти голосом спрашивает Лидия.

Женщина бросает недобрый взгляд исподлобья.

– Вы, девушка, пока подготовьтесь.

– В каком смысле?

– Паспорт достаньте… Вы принесли паспорт? Я говорила принести.

– Принесла. И мне бы хотелось побыстрее, я тороплюсь.

Во взгляде женщины мелькает усмешка. Мол, куда тебе торопиться, неудачница? Если бы тебе было куда торопиться, ты бы сюда не приехала.

В эту квартиру, воняющую старыми вещами. В полупустую квартиру, в которой течет из унитаза, и можно с ума сойти от звука бегущей воды, в квартиру с окнами без штор. Ишь ты, даже шторы не повесили. Ничего не боятся?

Лидия шлепает паспорт об стол.

А эта тварь все возится с ручкой!

Лидия сейчас как муха – суетливое существо, живущее в другом измерении. Комок, пульсирующий на грани истерики. Ей кажется, что мир вокруг остановился. И движения женщины для нее невыносимо медленны.

Чи-ы-ы-рк… Чи-ы-ы-ы-рк…. Чи-ы-ы-ы-ырк…. Чи-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ыырк.

Это когда-нибудь кончится?

– Может. Вам. Все-таки. Дать. Ручку.

Эти слова выводят женщину из себя.

– Девушка, вы пока деньги доставайте, ага?

– Я вот хотела спросить…

– Я не отвечаю на вопросы. Вы это должны знать.

– Но скажите все-таки: почему подлецам везет? Разве это справедливо? Вот пришел к вам подлец, и вы ему помогли. Он подлец, а ему везет. А хорошему человеку не везет, его обманывают, у него больше ничего не осталось, ему теперь только в петлю.

Женщина смотрит на нее, приоткрыв рот.

– Я не отвечаю на вопросы! – нервно вскрикивает она.

И снова черкает, исступленно, словно гребет подальше от Лидиных вопросов.

На белом истерзанном краю журнального листа наконец-то проступает синяя линия. Слава богу.

Женщина достает общую тетрадь в синей обложке, листает ее, шевеля губами, показательно листает – так, чтобы Лидия увидела: фамилий много. Видишь, сколько у нас клиентов? Думаешь, все подлецы? Есть и хорошие люди. Ряды, ряды фамилий.

А может, одна фамилия, написанная четыреста раз подряд.

Или какая-нибудь абракадабра.