Рстатьывджп Ангалдии. Паспорт 548934905лвлдаалволжыв.
Ну а дальше все в подтверждение теории Александра Мостового об относительности времени. Мир, застывший янтарным сгустком, мир, в котором видно, как по капелькам появляются чернила на листе, мир, в котором один вдох и один выдох занимают расстояние от радости к отчаянью, потом к надежде, потом к неверию, доверию, отчаянью, радости, и еще остается куча свободного места, так вот этот мир вдруг срывается с места.
Это Большой Взрыв, настоящий Большой Взрыв. Сотворение миров за секунду.
– А почему вы помогаете только за деньги? В мире столько несчастных людей, а у вас такая огромная власть. Почему вы не помогаете бесплатно? Хорошим людям, а?
– Я не отвечаю на вопросы! Я не отвечаю на вопросы!!!
– Вы что – журналистка, вопросы задавать?!
– Вы что – не принесли деньги?! Так зачем вы пришли, если вы не принесли деньги?!
– Что значит – просто спросить?! Вы где взяли этот адрес?!
– Я же предупреждала! Вы что, шутки шутите?!
– Да я сразу поняла, что!
И из ручки вдруг начинают течь чернила! Прямо вылетают плевками на стол, на пол, на грудь, на губы. Потом изо всех дырок во все стороны! Фонтаном!
Это умереть со смеху!
Когда Лидия сбегает вниз по лестнице, ей навстречу быстро поднимаются трое крупных мужчин. Обходя Лидию, они опускают лица.
Она слышит звонок, потом грубый стук. Кажется, дверь сейчас выбьют.
Интересно, что черная машина у подъезда теперь пуста. Это не они были на лестнице? Они похожи на бандитов.
Ей снова хочется сесть на качели, выплакать все слезы, съесть всю колбасу и поехать в Тверь…
Статья дописана, она сдает ее главному лично – он так просил.
Главный внимательно читает. Быстро читает, что-то там подчеркивая. Потом сидит озадаченный, молчит. Кажется, он и не знал, какое задание дал.
– Хм, – наконец, говорит он. – Убедительно. Даже слишком выворочено как-то.
– Простите?
– Ну, душа уж совсем нараспашку.
– Но так просили.
– Виктор Сергеевич?
– Насколько я знаю, он лишь передавал просьбу.
– Ну да, да, – немного смущается главный. – И все-таки больно читать. Надеюсь, это не совсем правда?
– Это совсем правда, – безмятежно говорит Лидия. – Если вы имеете в виду мои обстоятельства.
– Одна черная краска…
Он старше, думает она. Просто выглядит хорошо, а так – ему к пятидесяти. Он еще застал советскую власть. Это тогда следили за цветом краски, особенно люди его профессии.
– Мы же не в стиле социалистического реализма пишем? – доброжелательно говорит она. – Правда?
– А какой это стиль?
– Постмодернизм. – Она не может удержаться от иронии. – Что вам не нравится? Меня так и просили написать. Что в тридцать семь лет у меня нет мужа и детей. Что я живу с мамой. Нет денег на хорошие сапоги, нет шубы. Никогда не была в Турции на курорте. Хочу узнать, что такое «олл инклюзив». И вот я продала нашу дачу, оплатила лекции. Мне не надо халявы – я просто думала, что мир справедлив. И если ты что-то отдашь – ты что-то получишь взамен. Это нелогично, по-вашему? Я же не подарок просила. Я принесла жертву. Но меня, такую скромную и хорошую, не обидевшую ни одного человека, не укравшую ни одного рубля, обманули. По-прежнему нет детей и мужа, за стенкой храпит старая мама. Если она заболеет, денег на лечение нет. А мать, между прочим, ветеран труда. Жуликов к ответу. Самый настоящий постмодернизм.
Он, наконец, улыбается. Тоже удивлен, что она не дура.
– А вы хорошо пишете, – говорит. – С удовольствием продлю с вами контракт на три месяца. Или слушайте, давайте сразу на год? Такой отчаянный стиль – это то, что нам сегодня нужно.
У хорошего начала – хорошее продолжение. Мать встречает ее в дверях, возбужденная, радостная.
– Не раздевайся! – кричит она. – Мы едем ко мне на работу. Я тебе все покажу.
– На Рублевку? – недоверчиво спрашивает Лидия. – Это не твой «мерседес» стоит во дворе?
– Серебристый? Мой. Поехали, поехали, ты голодная? Я тебя там покормлю. У них закрытая вечеринка, я хочу тебе все показать. Тебе надо видеть побольше хорошего, чтобы знать, к чему стремиться. А то киснешь в своей убогой газете. Слушай, может, тебя там где-нибудь пристроить?
– Официанткой?
– Да зачем? В пресс-службу, в пиар… Надо подумать. Эх, Лидуся, у меня теперь одна мечта: чтобы у тебя все было хорошо. Свои дела я устроила, теперь я хочу, чтобы у тебя устроилось. Меня прямо распирает. Я все думаю: хоть бы у Лидуси все было хорошо. Лидуся заслуживает.
Обычно Лидуся не любит, чтобы о ней говорили в третьем лице, но тут она даже не успевает возмутиться: они действительно садятся в серебристый «мерседес». Внутри у него серая кожа, темные деревянные панели. И телевизор, который, впрочем, работает только в пробках. В остальное время он пишет по-английски, что работать не будет из соображений вашей безопасности. Потому что вы не жалкая неудачница, вы большой человек, и ваша безопасность стратегически важна для мира.