Теория выигрыша

Это была и ее эпоха – застывшая комаром в янтаре. Мокеевская мать сохранила не только семейные мгновения, теперь и Верка могла пройти за волшебным клубочком внутрь времен.

Как удивительно!

Кусочек белого фарфора с тонкой серебряной линией и надписью «тигорск» – Веркины губы вспомнили холод курортной чашечки, похожей на слоненка, и в нос ей шибануло острыми солеными пузырями. Фаянсовая розочка, такая толстая, что она выпирает среди всех остальных осколков – ой, я знаю, что на изнанке написано «Кузяево»! – бедная родственница, по сравнению с лоскутком от юбочки немецкой балерины, привезенной генералом из Германии. А вот и хвост фазана из другой Германии – из ГДР – и даже не из Германии, а из магазина «Лейпциг», да, было время, продавались там большие охотничьи сервизы. Первая чешская плитка – ах, она розовая, да разве бывает такая красота на свете? – и вмурованный рядом кулон из Мурано, наверное, это привезла дочь из первой своей капиталистической поездки, да упал кулон и отбился краешек. А это… Верка неожиданно всхлипнула – хорошо, что Мокеева в тот момент отвлеклась на телефонный разговор с сыном… Это же секрет! Кто догадался так сделать? Это фантик, покрытый стеклом. Веркин секрет до сих пор лежит в степи: ее первая и единственная за восемнадцать лет в детдоме шоколадная конфета. С верблюдом. «Кара-Кум». Это от щедрот директора магазина, который всегда по пьяни хвастался, что спал однажды с видом на Красную площадь. Это он, вернувшись из Москвы, привез в детдом целый мешок конфет. В хорошем был настроении. И всем досталось по одной, и фантик было немыслимо выбросить, и все зарыли фантики в секреты. Целая степь, в которой хранятся бумажные верблюды, их караваны добрели и до этого камина.

Спина заболела, и Верка выпрямилась.

Разумеется, можно было бы такой дом сымитировать. Подправить кое-что в Семеновом, развесить на террасе лаванду, уж больно в Семеновом пахнет лекарствами – не от больного отца, от его медицинской профессии – купить в Измайлове парадный портрет маслом, да передвинуть стол от окна.

Но конечно, это будет неправдой…

Она вдруг подумала, что ведь и ее настоящий дом где-то существует, ведь была же мать, была бабушка, живут, наверное, сестры и племянники, лежат у них на полках бархатные альбомы, висят на стенах фотографии, и никто не знает, что там есть место еще для одного человека – для нее. Место есть, человека нет. Так сложилась жизнь. Как будто она и на самом деле умерла от голода сразу после рождения.

У нее мелькнула мысль, что, может, любой умерший не умер, а живет где-то рядом своей новой жизнью, и вдруг стало весело от этой мысли.

– Пошли чай пить, – сказала Мокеева. – Думала Гришу дождаться, но он задержится.

Гриша – это был сын. Начальник санэпиднадзора, большая должность, денежная. Это его внуки сейчас купались в Москве-реке, их крики долетали с берега в открытые окна.

– У Гриши там разборки идут, – пояснила Мокеева. – В Горках-10. Там колхоз был, землю потом отдали колхозникам. А сама понимаешь: кто сейчас даст колхозникам владеть землей на Рублевке? И там такое понакрутили, Гриша уже два месяца разобраться не может. Боюсь, как бы его не ушли в результате этой истории. Вслед за мной станет безработным. Что за время такое наступило?

Да, время удивительное. Как в нем выживать? Вот эти колхозники – тоже кушать хотят. А тут появляется герой – защитник обманутых московских дольщиков, молодой, крепкий. Хочет и подмосковным помочь. Хочет разводить страусов.

– Кого?

– Страусов!

– О господи! – сказала Верка.

Дело выгодное, страус – птица большая. Мяса в нем – как в корове, а хлопот никаких. Колхозники поверили, отдали свои паи в общее дело. Но молодой этот не стал страусов разводить.

– Ну, понятно! – Это Верка встревает: умничает.

– Он стал разводить соколов.

– Кого?

– Соколов.

– О господи!

Занял он все коровники под воспитание соколов. Для соколиной охоты, для арабов. Работал на пару с сынком одного президента – ну, из бывших наших, из младших братьев, тех, что понимают в соколах. Но и этого мало. Стали они вообще птиц привозить. В том числе райских.

– Кого? – спрашивает Верка, уже немного сомневающаяся, не впала ли Мокеева в маразм, хотя раньше за ней отклонений не наблюдалось. Всем бы, как говорится, такой ясный ум.

– Райских птиц. Да всяких птиц! Всех, какие есть в мире. Но они стали дохнуть. Тысячами! А если приплюсовать тех, что сдохли еще в пути, в чемоданах, то вообще получились кучи. Мусорные кучи райских птиц. И над ними тучи ворон. А тут еще детки из Горок-10 стали туда лазить, там ведь перышки цветные, вот власть и испугалась птичьего гриппа. Гриша поехал с проверкой. А там на ферме сын президента. Хоть и страна его небольшая, степная и бедная, но все-таки сын президента. Пободайся-ка с ним.

– Мусорные кучи из райских птиц! – завороженно повторила Верка. – Наверное, это красиво?

– Из дохлых-то? Очень красиво.

Мокеева засмеялась.

– Да он, Вероника, поиграется в свою соколиную охоту, да и распродаст всю эту страусиную ферму под коттеджи. А колхозники остались с носом. Это уже ясно… Вот с Гришей пока неясно…