Теперь с тобою вместе я(с)

Вера пожелала удачи на службе Лене, которая через парочку дней призывалась в армию, послушала, как проникновенно поёт Алла под аккомпанемент папиной гитары песни на его слова и, получив долгожданные кассеты барда, отправилась в свой университетский городок.

Она ещё не успела выехать из Ашкелона, как вставила в магнитофон кассету и заслушалась песнями, и вот, после вступительного перебора гитары, Вера услышала с лёгкой хрипотцой голос Олега Фрейдмана, пропевающий до боли в душе знакомые, написанные ею слова:

  Ничего не хочу, почему только слёзы
  Заструились к губам, словно реки к морям.
  Я ладонью сотру этот случай курьёзный.
  Не хочу никому свою боль доверять.

  Ничего не хочу, а хотелось так много… —

  Всё делить пополам — отдавать или брать,
  Что бы я для тебя не была недотрогой,
  Целовал мою каждую клетку и прядь…

  Ничего не хочу без тебя, а с тобою

  Покоряла б вершины и тайны глубин…
  Но уставшее сердце стучит с перебоем,
  Не познавшее счастье ответной любви.

  Ничего не хочу, не хочу, не хочу я…

  За окном ветер грустную песню поёт.
  Время сердцем стучит, от разлуки врачуя.
  Доверяю ему я надежду на взлёт…

Вера остановила машину на обочине и упала лицом на руль — эти стихи она написала вскоре после того, как перестал появляться у неё Галь, когда в голову полезли самые разнообразные мысли.

Многое из этих строк сегодня опровергнуто, но есть и полностью совпадающие с сегодняшним настроением.

Вера вытерла слёзы — как прочувственно спел Олег, как будто влез к ней в душу и вместе пережил все горькие минуты разлуки.

Вера завела мотор, нет, по дороге она не будет слушать эти песни — больно, очень больно…

На тридцатое ноября Галю была назначена операция.

Волнение у Веры достигло самого высшего предела, на карту было поставлено не здоровье, а вся жизнь любимого человека, а вместе с ней и её судьба.

В тоже время, в случае успеха, возвращённая настоящая жизнь дорогого сердцу Галя могла раскрасить в тёплые и радостные тона дальнейшую жизнь девушки.

За десять дней до ожидаемой с невероятным волнением операции Галя, к ней заехала в общежитие Наташа и с самого порога закричала:

— Верка, пиздец, я еврейка, всем еврейкам еврейка.

Сказала, что это сделаю, и сделала!

— Наташка, выражаясь твоим языком, а на хрена это тебе всё сдалось?

— Дурочка, меня теперь похоронят на еврейском кладбище, а ни где-нибудь за оградой…

Увидев до смешного удивлённое лицо Веры, подруга рассмеялась.

— Посмотри…

Она вытянула вперёд руку.

Вера увидела на пальце подруги золотое колечко, осыпанное осколочками бриллиантов.

— Наташка, я так понимаю, тебе Офер сделал предложение?

— Вот именно, честь по чести, даже на колено встал, медведь неповоротливый…

— Наташик, так ведь он давно уже был готов был ехать с тобой в Прагу и зарегистрироваться.

— Много ты понимаешь, он хотел, он был готов…

А я хочу, чтобы у меня была хупа, а под ней разбивался бокал на счастье! Понятно?

А потом ты вместе с Галем вышла бы в круг и танцевала за наше счастье фрейлих, понятно?

— Ещё бы, а когда свадьба?

— Через полгода, когда закончу службу в армии, планируем на июль.

Верка, может быть к тому времени Галь полностью поправится, и мы сразу закатим две свадьбы, ты как?

— Наташечка, алевай (дай бог)!

Я сплю и вижу, как мы идём с ним то по лесу, то по полю, а то по Риму… и целуемся, целуемся….

И обе девушки расплакались, понимая, на сколько хрупкими были их надежды, но они всё же были.

Прощаясь, Наташа вручила подруге Кассету:

— Верчик, послушай обязательно, здесь все песни хорошие, но одна полный отвал, Сарит поёт, а кажется, что это ты поёшь, именно твоя душа кричит в этой песне.

Даже не буду тебе указывать, какая это песня, послушай, а потом мне скажешь, договорились?

— Наташок, нет вопросов, даже интересно…

Подруга уехала, а Вера тут же всунула кассету в магнитофон — действительно, все песни и звонкий голос певицы приятно ложились на душу.

Зазвучала очередная песня и Вера услышала:

— Шма Исраел, элогейну…

По коже девушки побежали мурашки и губы прошептали:

— Услышь Израиль, боже всемогущий…

Она всю ночь прокорпела над переводом и к утру уже подпевала на русском языке слова тронувшей её до глубины души песни: