Ты сильный, ты очень сильный и мужественный человек, я очень люблю тебя, и ты любишь меня и обязан поправиться, ради меня, себя и всех, кто тебя очень любит, а мы ведь с тобой столько ещё не додали друг другу любви.
Вера всё это проговаривала, глотая слёзы, за её спиной рыдала в голос мать Галя, к которой скоро присоединилась, вошедшая в комнату Наташа, облизывая текущие к губам слёзы, она сзади ласково обняла подругу за плечи.
— Верунчик, какая я дура, как я могла не поверить тебе, ведь ты до последней секундочки чувствовала, что он тебя не бросил, что Галю плохо, а я его всячески поносила.
Прости меня, мой друг, возвращайся к нам, и не надо вам с Веркой больше таблеток, вы должны с ней нарожать много красивых детей, вы же сами, такие красивые…
Вере вдруг показалось, что на чёрточках плотно сжатых губ Галя мелькнула лёгкая улыбка.
Глава 31
В начале августа Вера успешно сдала сессию за первый курс и, не слушая доводы Любы и робкие аргументы родителей, поддержавших старшую дочь, выступивших против преданного отношения младшей дочери к больному парню, минуя Ашдод, отправилась на север.
Девушка на до сих пор верно служащей ей машине-развалюхе, прибыла к своему Галю, где её с радостью встретила мать любимого, которую звали очень созвучно с именем сына, Гиля.
За последний месяц, с тех пор, как она узнала о свалившемся на неё горе — тяжёлом положении любимого человека, она почти не виделась с родителями и с сестрой.
В редких телефонных разговорах те донимали Веру своими нравоучениями и предупреждениями, что привело к тому, что девушка на корню прерывала свои звонки, не желая слушать ценные советы и железные доводы, особенно, мамы и сестры.
Вера скоро познакомилась со всеми членами семьи Галя, которые съезжались на выходные и тепло приветствовали девушку, ставшей в эти дни неотъемлемой частицей их дружного общества.
Хуже всех к ней относился отец Галя, старый полицейский Абрам.
Он не мог понять, для чего этой девушке надо, губить свою молодость рядом с безнадёжным больным и возможно в этом видел какой-то тайный смысл.
Его жена, наоборот, не чаяла души в избраннице Галя и в разговорах пыталась оспаривать суждения мужа.
Девушку саму смущало то, что она, находясь долгое время в этом доме, как бы является нахлебницей и Вера всячески пыталась помогать матери Галя по хозяйству и в саду.
Гиля от девушки была без ума, но часто вслух сетовала, что её гложет совесть и, возможно, муж прав, не стоит Вере губить свою молодость, проводя каждый день долгие часы рядом с больным человеком.
Вера, действительно, просиживала рядом с Галем подолгу, разговаривая с ним и читая вслух книги.
Парень знал о присутствии девушки, в этом не было никакого сомнения — в минуты просветления, он называл её по имени и хриплым, непохожим на прежний, голосом, умолял Веру, покинуть его, а затем, под воздействием морфия снова погружался в мир глубокого наркотического сна.
Офер с Наташей при первой возможности приезжали навестить друзей, а потом подруга отправилась на последний месячный сбор для прохождения и подтверждения гиюра.
Заканчивались еврейские осенние праздники и Вере пора было отправляться в Беер-Шеву готовиться к занятиям на второй курс в университете.
Ранним утром перед отъездом Вера попросила сиделку выйти из комнаты и оставить её наедине с Галем, что та незамедлительно сделала, зная, какие прежде отношения связывали этих двух молодых людей и, хорошо изучив девушку за два месяца, что она провела рядом с больным.
Парню ещё не успели ввести новую порцию морфия, а действие старой заканчивалось и на его лице появились гримасы, сдерживаемой им боли.
Он открыл лихорадочно блестящие глаза.
— Веруш, прости, но уходи, мне очень больно…