Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Поэтому, собственно, несчастные рабби годами ездили батрачить на тонину дачу, но даже при этом не подозревали, где именно эта дача находится.

Хотя нет. Подозревали. Высказывали разные точки зрения.

Кто-то говорил, что дача находится во Владимирской области. Кто-то помещал её в область Тверскую. Некоторые возражали и говорили, что дача находится где-то на Ярославщине. Иные утверждали, что ездят они в область Рязанскую. Отдельные личности даже говорили, что они будто бы не выезжают за пределы Московской области. Другие с ними не соглашались и настаивали на том, что поместье у Тони размещается либо в Калужской области, либо и вовсе на Брянщине.

Эти последние в конце концов и оказались правы. Сам я, честно говоря, тоже до самого последнего времени не знал, где именно размещается тонина дача. Теперь вот узнал.

Впрочем, информацию о местоположении дачи обнародовали только после того, как эта самая дача сгорела дотла. И сгорела, отмечу, совсем не случайно.

Так вот. Началось всё ещё в двенадцатом году, когда Боженко только-только завела свою корпорацию. Именно тогда она стала вывозить принадлежащих ей рабов на собственную дачу.

Дача эта находилась в одном из местных посёлков. Обычная была дача. Ничего выдающегося. Шесть соток земли и хлипкий домишко.

Хозяйство там у Тони наладить не получилось. И места слишком мало, и посторонних глаз больно много.

Поэтому решила Тоня, что надо бы ей куда-нибудь подальше от людей перебраться – и там уже хозяйство налаживать. К тониному же счастью неподалёку оттуда находились сразу две заброшенные деревни. Вот одну из них, – ту, что подальше, разумеется, – рабы и начали постепенно заселять.

Заселять они её стали где-то в мае тринадцатого года. Что можно было отремонтировать, – то отремонтировали. Что надо было построить, – построили. Не сразу, конечно, построили. Москва ведь тоже не сразу строилась. Но за пару лет всё что надо там возвели.

Происходило заселение примерно так. Каждый божий день рабы в Москве поднимались ни свет ни заря. Затем они все разбредались по рынкам и магазинам, на собственные деньги закупались там стройматериалами, продуктами питания и всяким туристическим скарбом.

Всё это богатство они на родительских машинах, пригородных электричках и, разумеется, собственных горбах тащили на тонину дачу. Ту, которая находилась в упомянутом ранее убогом посёлке.

Там у них располагалась перевалочная база.

Каждое утро на эту самую базу приходили те рабы, которые, пользуясь относительной теплотой погоды (дело было всё-таки летом тринадцатого) постоянно жили в заброшенной деревне. Они брали всё то, что им привезли из Москвы, – и тащили это богатство к в деревню. Тащить было неблизко. А главное – путь пролегал через леса и болота. Впрочем, до пункта конечного назначения привезенные ценности почти всегда доходили. В деревне рабби производили ударное строительство. При этом, конечно, использовались доставленные из Москвы материалы.

Работали они там воистину как рабы. На галерах.

Рабочий день начинался нередко в четыре утра, заканчивался – в десять вечера. Труды их, однако, окупились. К сентябрю тринадцатого года самые основные работы были закончены. Теперь на даче можно было зимовать.

Осень прошла более-менее нормально. Даже несмотря на то, что к тому моменту уже начался учебный год, и многие рабы были оторваны от своей основной деятельности, – на даче всё равно постоянно находилось некоторое количество энтузиастов, работавших стахановскими темпами.

Тогда, кстати, и возникла бригадная система. Об этом я, кстати, в книге писал и раньше, – там, где описывал беседу Нины Ивановны с Тоней Боженко. Но мало ли. Вдруг вы забыли.

К декабрю месяцу был достроен роскошный особняк, предназначавшийся для Тони Боженко и её присных. Собственно, этот самый дом и находящиеся вокруг него хозяйственные постройки у нас и стали называть сначала новой дачей (в противовес старой, – той, что находилась в посёлке), затем тониной дачей, а потом и просто дачей. Что же касается старой дачи (её, кстати, ещё называли отцовской, так как Тонькеона от отца досталась да и на него же записана), то её, как уже было сказано, сперва превратили в перевалочный пункт, а потом и вовсе на какое-то время забросили.

Оно и понятно: жители посёлка были совсем не в восторге от того, что рядом с ними постоянно пребывает шумная толпа сильно пьющих малолеток. Ну, Тоня тогда и решила, что лучше не рисковать. А то мало ли, – вызовут ещё полицаев, разбирайся с ними потом.

В пятнадцатом году, однако, в посёлке непонятно с чего вдруг приключился пожар. Хотя нет. Нашим-то всем было очень даже понятно, с чего это он там приключился, но вот сами жители о наличии антониновского следа тогда не задумались.

Почти у всех тогда имущество выгорело дотла. Остались только тонина дача да ещё пару домишекчужих на окраине посёлка. Тоня тогда за сущий бесценок у погорельцев участки по шесть соток скупила. Весь посёлок по факту ей во владение перешёл. Оформила она всё, понятное дела, на подставных лиц. Нечего самой светиться где не надо.