Дальше, в принципе, не было ничего интересного. Этот урод сначала начал над Мелей злобно подшучивать, потом полез целоваться, а потом и вовсе вздумал изнасиловать. К счастью, Меля сумела отвлечь его («я сейчас, мне только на минуточку»). Она отошла в комнату и взяла там тот же арматурный прут, которым намедни чуть не убита пьяного бона. Только на сей раз она заехала Александру (именно так звали тупого технаря) так, что он с первого же удара потерял сознание. Он сидел на диване как бы полубоком, и поэтому не сразу увидел, как Меля занесла над ним железяку. Только в последнюю секунду Меля отблеском увидела, как глаза тупого технаря наполнились ужасом, и он потерял сознание.
– Мерзкий парень, – прошипела Меля. – Мерзкий парень! Мерзкий парень хочет жить! Умирать не хочет, сволочь! Пусть сдохнет милый парень! Просто за то, что умирать не хочет!
Ещё два удара, и он был мёртв. Меля перетащила его тело на кухню, затем собрала вещи, открыла газ и зажгла на столе свечку. Через семь минут в квартире прогремел взрыв. Меля в это время как раз садилась на автобус. Следующие несколько месяцев она провела в Подмосковье на одной полузаброшенной даче, принадлежавшей давнему её знакомому. Она не хотела попасть в лапы полиции. Впрочем, не сильно её и искали. Случай списали на самоубийство.
Меля очень ценила уют, очень ценила комфорт. Ей совсем не нравилось, когда её этого комфорта лишали. А на даче ей было не особо комфортно. Она спала на полу на старом пыльном матрасе, каждое утро вставала рано, чтоб набрать воды из колодца и умыться, варила очень крепкий чай прямо на мангале в огромном железном чайнике. На ржавом велосипеде она ездила в магазин за три километра и покупала себе жвачку и шоколадки. Ела она дома или в придорожной шашлычной возле магазинчика. В доме был старый телевизор с жидкокристаллическим экраном. Ему было лет тридцать, но работал он превосходно. К нему была подключена антенна «Триколор ТВ», и старый телек принимал больше тысячи каналов. Были там и такие, где с утра до ночи крутили только автогонки, гонки на выживание, бои без правил, записи военных учений, выступления гадалок и шарлатанов, кровавые японские и американские хорроры. Меля смотрела это всё. Вечера она обычно проводила в мягком кожаном кресле сороковых годов, настолько огромном, что в него могли бы влезть три такие девушки, как она. Она просто сидела вечерами в кресле, ела чипсы, орешки или ещё что-то такое, пила колу или «Байкал» и смотрела кино. А потом отправлялась гулять на пруд и долго вглядывалась в его тёмные воды, прежде чем пойти домой, умыться и лечь спать. Она спала до самого утра беспробудным сном.
Так прошло лето. К осени Меля должна была вернуться в посёлок. И она вернулась.
Однако надолго она там не задержалась. Очень скоро ей потребовалась вернуться в Москву.
После того, как Меля вернулась в Москву, ей понадобилось где-то жить. Партия квартиру ей предоставить не могла, а потому она впервые за долгое время пошла к себе домой, – точнее, туда, где раньше был её дом.
Оказалось, отец её давно уже там не живёт. Он вообще к тому времени уже нигде не жил. Он умер от сердечного приступа и был где-то похоронен. Где именно, Меля даже не пыталась выяснить.
Родственники давно продали недвижимость пожилой семейной паре. Её купили муж и жена. Жена была активистка Компартии, а муж – преподаватель Бауманки.
Правда, он был вообще довольно разносторонней личностью: обладатель чёрного пояса по карате, амфетаминовый наркоман, фашист, диагностированный психопат и обладатель внушительной коллекции обрезов и прочего стреляющего хлама.
На старости лет он стал постоянно ругаться с женой и даже её пару раз избил. Она съехала от него на дачу, а квартиру хотела продать, но потом выяснилось, что изза сложной системы долевой собственности сделать она этого не сможет. В ближайшее время точно.
Принадлежащую себе комнату безумный муж запер на огромную железную дверь с мощным замком. Туда он стал носить вещи с помойки: разлагающихся мусор, диваны, полные клопов и так далее.
Жена ничего не могла с этим сделать. Квартира была оставлена.
После жена познакомилась с Алей Сойкиной. Та была была человеком крутым и важным. Она и решила заселить туда своих молодцов из ультраправого и ультралевого движа: для борьбы со злобным дедом.
Так и было сделано.
Ну, а поскольку суды между уже бывшими супругами продолжались больше десяти лет, на некоторое время правые и левые получили под текущей крышей совместный штаб.
Дошло до того, что даже на Гугл-картах эта квартира отмечалась теперь как «Штаб леваков». Правые на это обижались, но такое соседство терпели. Терпеть его согласилась и Меля.
«В конце концов, – рассуждала она, – не могут же эти леваки быт ненормальными людьми. У них же тоже есть дети, жены. Они тоже любят своих родителей. Только бы там не было этих феминисток. Фу, ненавижу их!».
С таким мыслями Меля и заселилась в некогда родную квартиру.