Поездки в Ростов Меля очень любила. Ей нравились огни большого города. Она с нетерпением ждала, когда ей представится очередная возможность выехать из захолустного посёлка. Она очень быстро привыкла к нему. Она, девушка, выросшая в огромной Москве, очень быстро привыкла к жизни в крохотном посёлке на границе с никем не признанным государством. Когда в декабре месяце она впервые выехала в Ростов, он показался ей по-настоящему огромным. Она гуляла по широким улицам, еда шаурму в дешёвых кафе, завешанных вяло свисавшими отовсюду новогодними гирляндами, пила кофе в дешёвых кофейных и постоянно гуляла. Она сходила в кино на новый фильм ужасов и пила в зале вишнёвую кока-колу. Она была очень счастлива тем, что снова оказалась в огромном городе.
Потом было ещё много поездок. Каждую из них Меля воспринимала как праздник. Она любила не только большие города, она любила дорогу. Ей нравилось брать тяжёлые сумки, доловил спешить на автобус, ехать бог знает куда, смотреть через окно на мокрую природу за окном, пить горячий чай с лимоном из термоса. Это она любила особенно. Когда ты пьёшь чай из термоса, глядя на слякоть за окном автобуса, – у чая совсем не тот вкус, чем когда ты пьёшь его дома. А природа за окном была совсем не милостива. За окном тянулась грязные, заросшие бурьяном поля. Точнее, когда-то это и вправду были колхозные поля, но теперь они давно уже не были полями. Теперь это было просто нечто. Ни то ужасно загаженная мусором и отходами степь, ни то просто гигантский пустырь. Кое-где в этой степи встречались урочища, где росли деревья. Собственно, обычно это и были небольшие рощицы или заросшие деревьями овраги и поймы небольших речушек.
Степь шла до самого горизонта. Трудно было понять, где она смыкается с небом. Небо было такое же сизое, как и степь вдалеке.
Со временем Меля полюбила такую жизнь. У неё было всё, о чём она могла мечтать: собственная квартира в бараке, материальная помощь отца, работа учителя, много вкусной и дешёвой еды, товарищи по партии, поездки в ближайшие города, приключения… В школе она зарабатывала тринадцать тысяч рублей в месяц, ещё семь присылал отец. Партия оплачивала рабочие поездки, государство давало квартиру.
«Я абсолютно счастлива, – думала Меля. – Мне не на что жаловаться в этой жизни.».
Меля жила хорошо, и она это знала. Но её уже ждали совершенно особые приключения.
Глава двадцать вторая. Жить как надо.
А Меля ближе к лету вернулась в Москву. Там ей было куда привычней. Можно было целыми днями слоняться по городу в босоножках и цветастом платьице, пить фанту и тархун, есть шаурму и мороженое, сидеть на скамеечках в парках, гулять по набережным и вообще отдыхать. В посёлке она так делать не могла.
По приезде в Москву Меля нашла себе убогую квартирку, чтобы ночевать. Людей, с которыми можно было пожить, подсказала ей одна её знакомая из Ростова. Квартира была дрянная. Паркет давно расползся, обои отклеивались, в доме текли трубы, газовая плита не работала, а насекомых были полчища. В этой квартире жили националисты-леваки. Меля глубоко их презирала. Это были тупые бонысубкультурщики.
До этого Меля окружали в основном серьёзные люди: казаки, отставные офицеры спецслужб, начитанные правые студенты – историки и филологи-классики, православные священники, монахини и другие тому подобные. Она привыкла к серьёзным людям и серьёзным темам, к людям, которые все силы посвящают упражнениям в боге. Она привыкла к серьёзным правым. Правые для неё – это были поповские рясы и балахоны монахинь, казацкие папахи и золотые профессорские монокли. С бонами она никогда до этого толком и не соприкасалась. Поэтому теперь ей пришлось трудно. Боже, как она ненавидела их манеру общения, все эти «ответь за базар» и «ты по жизни кто». Она не понимала, что значит махаться и зачем это вообще нужно, не видела смысла прыгать на «шавок» и «чёрных». Она вообще очень мало это всё понимала.
Вход в квартиру украшала надпись: убивай зверей, а не животных. Эти буквы были выведены прямо над дверью со внутренней стороны. Меля не понимала, что значат эти слова. Она и не спрашивала.