Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Основная аудитория – московские студенты, преимущественно из провинции. Коренных москвичей было не так много, если такие и были, то из них большая часть – москвичи в первом поколении, дети тех, кто сюда понаехал ещё в восьмидесятые или девяностые.

Подробнее об этих левых студентах я расскажу дальше. Кружки появлялись, исчезали, снова появлялись. Это по большей части было связано с наличием или отсутствием сил у тех, кто эти кружки делал. Таких было немного.

Мы делали.

Наш кружок присоединился к огромному множеству разных политических кружков в Москве.

Назвались мы «Революционными школьниками города Москвы». Так впоследствии именовали нас и следователи.

Собирались в нашем школьном музее.

Наша учительница Ольга Андреевна Крайнева была очень хорошим преподавателем истории. Параллельно с этим она заведовал ем самым музеем. Ну, и ещё она была монархических взглядов и сыграла некоторую роль в становлении движения царебожников в России. Мы с Алисой были в числе её любимых в учеников, так что нам она музей дала спокойно.

Нам помогал и Сергей Александрович. Он часто бывал на заседаниях кружка.

Говорили мы там о всяком. Если кратко, то мы славили Пол Пота, Гитлера, Энвера Ходжу и маньяков-убийц. Мы изучали мануалы по взрывному делу и основы конспирации (а потом и не только Основы), читали вместе книжки про подпольщиков, диверсантов и террористов (там и про большевиков было, и про «Молодую гвардию», и много про кого ещё).

Нас было немного: я, Алиса, Илья Даминов, Никита

Лемешев, Александр Дзыза. Потом добавились Ярослав Новиков, Александр Князевский и Михаил Морозов. Даминов больше всех хорохорился, и он же единственный обделался на допросе.

И да, если ты это читаешь, Даминов, знай, что я тебя ненавижу и желаю тебе смерти.

Про Алису я, по сути, всё сказал. Про других тоже надо хоть немного рассказать.

Илья Даминов был типичный школоло, который в другую эпоху скорее всего просто сделался бы нацболом, выписывал «Лимонку» и не переживал. И его бы никто не трогал, и другим е было бы вреда. Но он, к сожалению, родился в своё время. Это был типичный фрондирующий интеллигент в зачаточной стадии (на тот момент Даминову было лет четырнадцать, на момент уголовного дела – пятнадцать).

Несуразный, с пухлым лицом и прямым носом, с дурацкой копной волос цвета соломы, с глупыми голубыми глазами, болезненно худой, со слабыми пухлыми ручонками, – короче, симпатии он у меня не сильно вызывал. Тем более, он больше тянулся к раннему фашизму в духе д’Аннунцио и Маринетти, чем собственно к левизне.

Тем не менее, польза при подготовке кружков от него была, а явных косяков за ним не было. Так что я решил не разводить талмудизм и охота на ведьм. Так Даминов остался.

Не знаю, что с ним стало в итоге.

Никита Лемешев был полной его противоположностью.

Вот это был очень талантливый молодой человек. Невысокий и коренастый блондин с широким скуластым лицом, вьющимися волосами и голубыми глазами. Он был красив, но не жеманно-знойно- сексуальном смысле, а красив именно той строгой и целомудренной красотой, какой красив только вернувшийся с из Германии советский воин- освободитель.

Лемешев был очень силён для своего возраста, много занимался спортом, а ещё изучал под моим началом латынь. Позднее он уехал учиться в Италию.

Даминов был сыном директора фирмы, Лемешев – сыном рабочего завода Хруничева.

Лемешев вообще был отличный парень. Было в нём нечто очень классическое. Даминов был человек постмодерна, а вот Лемешев был именно тем советским пионером-героем.

Учился он тогда в седьмом классе. Именно он оказывал наибольшую помощь с кружком. Ему же я незадолго до ареста подарил всю свою подшивку латинского журнала «Melissa» и латинские книги по богословию.

Ярослав Новиков был самым старшим из нас. С ним я познакомился в ВК, когда мы поругались в комментариях под одним из постов Александра Панчина. Потом встретились, поговорили. Он мне понравился.

Новиков был либертарианец, но при этом марксист. Состоял в ЛПР (световской). Он очень ценил мирсистемный подход.

Это был огромный рослый детина, толстый, но сильный.

Он носил тёмные очки и кожаную куртку.

Князевский был тощим восемнадцатилетним нацистом- гитлеристом, который отлично разбирался в оружии.

Меня с ним Морозов познакомил.

Морозов был мой одноклассник, один из старших рабов Тони Боженко. Он сдох, отравившись грибами, через несколько дней после моего ареста.

Дзыза был сыном дипломата. Его отец служил в посольстве в Белграде. Сам Дзыза был высоким, толстым, с мелкими усиками и пухлым ином молодым человеком. Он одевался в рубашки и джинсы и был куда менее опрятен, чем я.

Он был монархист-царебожник, один из лучших учеников Ольги Андреевны.

Мы с ним сошлись на почве именно дружбы с Ольгой Андреевной. Также нас сближал интерес к древнегреческому языку: Дзыза тоже его знал, но его больше интересовал среднегреческий.

Вообще это было интересно: левак в пиджаке и хромовых сапогах и монархист в джинсах и мятой рубашке.