Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Саму работу кружка я рассматривать подробно не буду. На людоедов можно посмотреть где угодно, людоедские идеи тоже почерпнуть при желании можно и в других местах.

Дзыза, к примеру, мечтал об инквизиции, о церковных тюрьмах, о том, чтоб целые регионы управлялись епископами и так далее. Я предлагал построить в России некоторый аналог Кампучии. Новиков хотел легализовать рабство.

Мы читали про «Фракцию Красной армии», про партизан Колумбии, про КНДР и ходжаистскую Албанию. Нам нравилось. Мы хотели так же.

Потом случилась пенсионная реформа. Немного посовещавшись, мы решили, что пора переходить к террору и вооруженной подпольной борьбе. Так и началось.

Князевский раздобыл нам обрез и пару травматов, которые он переделал для стрельбы боевыми патронами. Мы с Даминовым начали печать листовки в гараже у его отца (там стоял хороший принтер).

Потом я как-то рано утром в тал и поехал на Шаболовку. Наклеил там экстремистскую листовку на двери Пенсионного фонда.

Я помню, как я встал рано утром и поехал. Светило Солнце, его лучи пробивали зелёные кроны деревьев, бегали зайчиками по серому асфальту.

На улице было немного людей. Только в центре возле гостиниц собирались у автобусов иностранные туристы, приехавшие на Чемпионат мира по футболу.

На мне была модная куртка из голубой парусины, шёлковая рубашка в мелкую клетку, строгие костюмные брюки чёрного цвета, начищенные до блеска штиблеты. На голове – кепка-восьмиклинка и тёмные очки на половину лица.

В таком виде я приехал, наклеил листовку, сфоткал её и уехал.

Со мной должна была ехать Алиса, но она не проснулась.

На следующую нашу акцию она не опоздала. Мы хотели сделать это в день партизан и подпольщиков, но подготовить к сроку всё не успели и провели на день позже.

Я помню, погода была не очень. Было пасмурно, но не холодно. Мы с Алисой были кожаных куртках.

Мы зашли в Филёвский парк, встретились в условном месте. В рюкзаке у меня лежала самодельная бомба из двух пропановых баллонов. Мы пробрались к санаторию, потом обогнули его, стали пробираться через заросший склон к забору военной части. При этом мы пели «Шумел сурово брянский лес».

Военная часть с одной стороны примыкала дороге, с одной – к санаторию, ещё с двух её окружался парк. С той стороны, которая шла параллельно дороге, был очень высокий (метров пятьдесят) и крутой склон к реке, поросший густым лесом. Там мы и заложили бликует под забор.

Это был старый, местами покосившийся, местами и вовсе отсутствующий старый забор. Мы подложили под него баллоны, обмазали их клапаны гелем для розжига и подожгли. А потом быстро-быстро побежали вниз по склону.

Баллоны рванули у нас за спиной. Столб огня поднялся на несколько метров.

Пока мы шли на место акции, я присобачил на дверь части листовку с угрозами в адрес военных, сфоткал её и отправил Сергею Фомичёву из Нижнего, чтоб он выложил в своей группе.

Этот Фомичёв печатал у себя сообщения о наших акциях. Тогда его группа называлась «Союз советских офицеров и всех, верных СССР». Сейчас, кажется, «Союз красный групп» или что-то такое.

Фомичев был интересный человек. В девяностые он был яростным «новым левым», экологистом и почти анархистом. Возглавлял легендарную организацию «Хранители радуги». Потом в анархизме и экологизме разочаровался. Потом сел за подготовку теракта. Вышел из тюрьмы уже радикальным сталинистом, левым патриотом, любителем Квачкова и гражданином СССР.

Он и поныне играет важную роль в левацкой среде Поволжья.

Он печатал наши коммюнике, экстремистские листовки прямо в ВК. Он очень нас ценил.

Потом было ещё много всего. Мы и рельсы портили, и граффити делали, и кружок по-прежнему собирался (даже летом).

Как-то раз приехали с Алисой рано утром к Генштабу и повести прямо на заборе баннер из мешковины. На нем красовалась здоровенная надпись: «Да здравствует красный террор! Больше убийств!».

Потом осенью мы как-то пролезли на завод Хруничева (хотели сделать там поджог административного здания) и вступили в настоящую перестрелку с охраной.

Кончилось всё хорошо, никто из наших не пострадал.

А потом случился массовый расстрел в Керчи.

Почти сразу в соцсетях начали муссировать информацию о том, что Росляков был антифа. На самом деле – чёрт его теперь разберёт, кем он при жизни был. Ну, а мы решили тему использовать и написать коммюнике, что он, дескать, наш товарищ, а его расстрел – акт не личной мести, а политической борьбы. Революционной борьбы.

Глупо? Возможно. Но мы именно это и сделали. Написали листовку, где обьявили Рослякова партизаном и коммунистом, пообещали, что будет ещё так же и хуже. Напечатали этот текст у Даминова в гараже, а потом я это по всему району расклеил. Даминов тоже должен был клеить, но ему, видите ли, «в художку надо было». Так что всю грязную работу сделал я.

Одну из листовок я приклеил на дверь районной

управы. Оказалось, там была камера. Меня заметили, листовку сразу сорвали. И хотя я убежал, меня потом всё равно нашли.

Так началось наше уголовное дело.