Крупный кусок холста, помещённый в тяжёлую раму. Рама была тяжёлая, и картина тоже была тяжёлая. Не столько в физическом смысле, сколько в моральном.
Вот, что было изображено на том холсте.
Холодная полярная ночь. Огромная мрачная палата тюремной больницы. Высоченные потолки метра по четыре, дурно выкрашенные осыпающейся тёмно-зелёной краской стены. Большое, закрытое снаружи решёткой с толстыми прутьями окно. Посеревшая от времени белая деревянная рама. За окном видны заборы с вышками.
В тёмно-синем небе светит луна. Её призрачный голубоватый свет мерно льётся сквозь зарешеченное стекло в комнату. Пауками расползаются по дощатому полу зловещие тени от закрывающей окно решётки. Пол выложен старыми гнилыми досками, густо закрашенными какой-то грязно-коричневой краской. Весело играют на этом полу лунные блики.
В тёмные глубины палаты уходят два ряда некрашеных железных кроватей. На кроватях сидят чудовищные существа, в которых я не сразу опознал людей. Расписанные причудливыми узорами татуировок дряблые и тощие тела. Уродливые лица с явными признаками тяжёлого, далеко зашедшего вырождения. Маленькие тёмные глазки этих жутких существ похотливо мерцали каким-то особо жутким синеватым огоньком.
Возле окна в свете луны стояла совершенно голая женщина. Зритель картины мог созерцать её толстые, но в то же время упругие ягодицы, её крепкие длинные ноги, точёную фигуру древнегреческой богини.
Женщина была коренастая, крепкая и сильная, но в то же время мягкая, нежная и просто до невозможности красивая.
Зрители картины не могли видеть её лица. Она смотрела не на нас. Её взгляд был обращён к тем существам, что сидели на кроватях.
Так и стояла эта красавица в свете луны. На одну ногу она опиралась, а другую чуть выставила вперёд. В полумраке неточно проступал рельеф на толстых мускулистых икрах. Правая рука женщины упёрлась в мягкий, чуть выступавший в сторону бок, а левая была поднята над головой. Густые тёмно-русые волосы аккуратными волнами спускались на плечи, украшали собой затылок. Левую лопатку украшала изящно выполненная чёрной тушью татуировка – атакующий японский дракон. Яркий чёрный контур отчётливо выделялся на белой коже.
К раме картины была приделана небольшая табличка. Она была закреплена ниже самой картины. Аккуратными чёрными буквами там было написано: «Пришла выручить ребят. Софи. 2013 год.».
Я внимательно разглядывал причудливую картину.
– Это София Александровна нарисовала! – вдруг пропищала мне почти на ухо девочка в переднике. – Очень красиво, правда? Она у нас большая художница. У неё ещё много таких картин есть. Она сейчас целую серию заканчивает, представляете?!
– Да, представляю, – спокойно ответил я.
Мы с Мишей вошли в гостиную.
Массивная дверь из красного дерева. Резная, разумеется.
Отлитая из томпак ручка изображала неведомую птицу. Металл был начищен почти до зеркального блеска.
Сверкающий паркет был застлан пушистыми узорчатыми коврами. Стены были обклеены дорогими обоями из приятной на ощупь, чуть ворсистой бумаги. Обои были расписаны вручную. Причудливые изображения цветущих трав переплетались с натуралистично выписанными фигурами голых юношей и девушек.
Молодые парни были облачены в венки из дубовых и лавровых листьев. В руках они сжимали банные веники из дуба, ивы и берёзы. На девушках были венки из одуванчиков. Их руки были заняты крупными цветками ромашек. Юные девы сосредоточенно обрывали лепестки цветов, гадая о том, любит их выглядывающий из кустов смородины паренёк или нет.
Возле стены стоял обитый белой кожей диван. Напротив него стояли резной буфет фиалкового дерева и небольшой шкафчик, – тоже резной, но сделанный из розового дерева.
Перед самим диваном был пристроен небольшой журнальный столик. Ножки его были из чёрного дерева, а поверхность – из толстого стекла. На столике стояла приличных размеров бронзовая статуэтка.
Одетый в экзомис прекрасный юноша ласкал совершенно голого мальчугана лет десяти.
Юноша сидел на камне, широко расставив ноги, а мальчуган стоял подле него. Одной рукой парень держал голого мальчика за задницу, тогда как другую приложил к его выдававшемуся вперёд животу.
Сам юноша тоже был совсем не худеньким, хотя и не толстым. У юноши были пухлые щёки и хитрые, немного суженные глаза.
Его брюшко складывалось тремя аккуратными складками, проступавшими из-за ниспадавшей с плеча одежды. Руки у парня были дряблые. Бицепсы его не имели рельефа. Ляжки были округлыми, как продолговатые камешки морской гальки, а икры, наоборот, довольно тощими, как два брёвна.
При этом парень был долговяз, а потому полным назвать его язык никак не поворачивался.
Мальчуган выглядел несколько иначе. Это был толстый смеющийся ребёнок. Происходящее явно было ему в кайф.
Мальчик весь был округлым. У него были округлые ляжки и толстые округлые икры. Вперёд выдавался круглый живот. Задница тоже была не обвислая, а закруглённая и по всей видимости весьма упругая. Упругие толстые бока, круглые щёки, нежные, напрочь лишённые даже намёка на мускульный рельеф, но в то же время совсем не дряблые руки.