Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Вдруг мерные гудки домофона прекратились. Раздался странный треск, после чего дверь отворилась. Мы вошли в подъезд. Дверь за нами захлопнулась.

Подъезд был самый обычный. Зелёные стены, белые потолки. Ничего особенного.

Мы резво поднялись по лестнице на второй этаж. Едва мы добрались до нужной нам лестничной площадки, как дверь перед нами открылась. По ту сторону порога стояла маленькая, лет девяти, наверное, девочка. На ней было короткая, чуть не доходившая до колен ситцевая юбка синего цвета и белая блузка с манжетами. Блузку закрывал аккуратно завязанный на все верёвочки фартук, такой же белый как и сама блузка. На затянутых в колготки ножках красовались чёрные туфли-лодочки. Голову украшал белый чепец.

– Входите, гости дорогие! – девочка указала правой рукой на коридор. – Молодая барыня уже ждёт вас!

Мы вошли, сняли ботинки и куртки. Верхнюю одежду повесили на фигурные медные крючки, рядами торчавшие из стены возле входной двери.

– Уборная здесь! – девочка указала на весьма сколоченная из толстых досок розового дерева массивная резная дверь.

Фигурная дверная ручка была отлита из томпака и как следует отполирована. Своим видом она изображала василиска. Круглое куриное тело его маскировало под собою массивный замок. Сделанная в форме птичьего крыла задвижка скрывала под собою замочную скважину. Длинная шея и уродливая голова образовывали собой ручку.

Я взялся вспотевшей от волнения ладонью за ручку и потянул вниз. Дверь открылась.

Я потянул её на себя.

Поддавалась она с трудом. Тяжёлая была дверь, массивная.

Девочка в переднике и чепце щёлкнула выключателем. Только тогда я обратил на него внимание.

Он торчал из стены прямо возле двери. Массивный был выключатель, керамический. И щёлкнул он так… Солидно, что ли?

Ну, не важно!

Короче, зашли мы с Мишей в ванную.

Она была великолепна.

Выложенный плитами белого мрамора пол весь был застлан до хруста выстиранными ковриками красного бархата. Края каждого из этих ковриков украшали густые поросли золотистой бахромы.

Фарфоровый унитаз весь был расписан выполненными синей тушью эротическими сюжетами.

Это были очень красивые, намеренно незавершённые эскизы. Тонкими нитями аккуратно вились едва намеченные рукой мастера контуры. Небрежные и в то же время удивительно точные, будто прорезанные острой бритвой на мягком человеческом теле штрихи образовывали гениальные в своей удивительной простоте рисунки.

Воистину, орды совокупляющихся китайских демонов – это то, что надо!

Раковина и ванна переливались отполированным до блеска розовым мрамором. Неброско блестели краны из начищенного до блеска томпака, – такого же точно, из какого была сделаны дверная ручка.

Над раковиной висело гигантское медное зеркало прямоугольной формы. С двух сторон от него располагались алебастровые электросветильники. Они были приделаны к стене при помощи фигурных ножек из нечищенной позеленевшей меди.

Потолок был обрамлён роскошной лепниной из белого гипса.

Немало труда было затрачено на то, чтоб изготовить всё это великолепие.

Под потолком клубками извивались отлитые в молочном гипсе змеи, выглядывали из дубовых листьев рожи похотливых фавнов, хищно смотрели мрачные лики большеглазых медуз.

Напротив ванны висело ещё одно зеркало, – на сей раз не медное, а серебряное. Оно было раза в два больше того, что возвышалось над раковиной. Рядом с ним красовалась эротическая мозаика. Сюжет её был довольно прост.

Одетая в короткий, едва доходивший ей до колен белый хитон без рукавов девушка идёт по песчаному пляжу, по самой его кромке. Босые ступни её то и дело накрывают белоснежные барашки набегающих морских волн. Сама девушка загорелая, упитанная, но при этом довольно фигуристая. Солнце за её спиной клонится к закату.

Под мозаикой была выложена надпись. Сложенные из мелких осколков чёрного стекла крупные кривые буквы складывались в слова: «Царица Средиземноморья».

Над огромной ванной из розового мрамора красовалась занимавшая добрую половину стены фреска. Если мозаика имела характер откровенно эротический, – фреска была форменной порнографией.

Сюжет её был таков. На лесной поляне лежал огромный валун. На валуне сидел изнемогавший от удовольствия фавн. Возле фавна пристраивались пять совершенно голых нимф. Одна из них мастурбировала лесному жителю, в то время как другие хватали его за руки и за ноги.

Сатир на фреске получился коренастым, мускулистым и совсем не толстым. О нимфах то же самое сказать было нельзя. Тела у них были белые, безо всякого загара, жирные и дряблые. Изнеженные.

Понимаете… Бывает так, что художник изображает толстую девушку, но при этом видно, что она хоть и толстая, но под слоем жира у неё находятся довольно-таки развитые мышцы. Тут ничего подобного не было. Нимфы были не только жирными, но ещё и дряблыми. Казалось, они всю свою жизнь только жрали и почти не двигались. Жили себе где-то в темноте, жрали постоянно, нежились без конца, охали, не двигались и вообще ничего не делали. При этом они всё равно были довольно красивыми.

«Трудно, наверное, так разжиреть на одних фруктах!» – подумал я, глядя на фреску.