Тёплая птица

            -Да. Хотела расспросить о Твери.

            Далась же им всем эта Тверь!

            -Тебе-то зачем?

            Она не ответила, глядя на меня.

            -Так зачем?

            Лицо Вики сделалось злым.

            -Ублюдок, это ты убил его.

            Я удивленно привстал.

            -Что ты несешь, дура?

            -Белка был в твоем отряде.

             Всполох: мой адъютант падает в снег, сраженный пулями питеров.

            -Он погиб, выполняя свой долг, - сказал я. – Моя совесть чиста.

            -Твоя совесть чиста… – кивнула Вика.

            Я едва успел уклониться от устремленного мне в лицо лезвия, перехватил Викину руку, заломил, забрал нож.

            -Сволочь, - Вика заревела.

            Из подсобки выбежал Рустам, держа дымящуюся кастрюлю.

            -Что ты делать, конунг?

            -Ничего, просто у девушки истерика.

            Я хотел помочь Вике подняться, но она оттолкнула меня.

            -Ладно, пойду. Спасибо, Рустам.

            Вика рыдала, сидя на полу у стойки.

            -А как же еда?

            -В другой раз, Рустам. Или вот ей предложи, когда успокоится.

            Я поднял воротник куртки и шагнул к выходу.

            Вика разозлила меня. Не потому, что хотела убить: на эту попытку она имела право. Право, данное ее любовью к Белке.

            И все-таки – сука! Я вспомнил, как она пришла ко мне той ночью, как смеялась, когда я сказал ей, что у меня есть женщина, которую люблю. Делала вид, что не понимает, о чем речь. Ложь, сплошная ложь. Мы, огрызки человечества, словно договорились лгать, скрывать свои истинные чувства. Я вспомнил себя, Русские Джунгли, каких усилий мне стоило признаться Марине в том, что я – человек. Ведь быть человеком – это слабость, а слабому не удержать Теплую Птицу. Вот только живет ли Теплая Птица в грудных клетках «сильных»?

            Вика любила Белку. Я люблю Марину.

            Серебристая Рыбка.

                                                            

6 В ТЕМНОТЕ

-Андрей!

            Кто-то зовет, и я просыпаюсь.

            Тишина.

            -Андрей!

            Марина, ты?

Она входит, садится на кровать. Волосы распущены, лицо осунулось, но в глазах – радость.

            -Андрюша.

            Мягкая рука треплет мой чуб. Я ловлю ее, прижимаюсь щекой. 

            -Марина, ты пришла.

            Она улыбается.

            -Да, Андрюша. Но не одна.

            -Не одна?

            Марина кладет мою руку себе на живот.

            -Он - там.

            Я смотрю на нее, ничего не понимая.

            Марина смеется.

            -Это чудо, Андрей. Он – там, наш малыш. Я точно знаю. Он там, - единственный ребенок в Русских Джунглях.

            Ребенок… Я видел детей во сне, никогда – наяву. Ребенок… Он такой маленький, такой беспомощный. Ему нужна защита, нужна любовь. Он мой. Мой и Марины. И – Русских Джунглей.

            -Андрей…

            Марина обнимает меня, проводит прохладной ладонью по щеке. Исчезает.

            Тишина.

            На площадке перед административным зданием толпятся стрелки. Разговоры, смешки, ругань. На эшафоте – черный крест. На одной стороне креста - тело женщины. Ветер треплет обрывки одежды.

            Христо стоит на высокой шаткой скамейке, на шее – петля; слабые ноги заметно дрожат.  Он смотрит прямо на меня. Неуютно… Стыдно…

            -Кончайте уже с ним! – орет кто-то.

            Христо негромко – я уверен, что кроме меня, его никто не слышит:

            -Будущее не зависит от тебя.

            Скамейка опрокидывается, Христо устремляется к земле, но веревка останавливает его, подкидывает немного вверх. Он подергивается под улюлюканье толпы. Замирает.

            Темнота. Тишина.

            -Ахмат!

            Открываю глаза, вижу склоненного надо мной отца Никодима.

            -Пора. Лорд-мэр ждет.

7 ВИДЯТ ЛИ ОВОЩИ СНЫ

До административного комплекса мы дошли молча. Отец Никодим теребил бороду. Автоматчики посторонились, пропуская нас в длинный коридор, пахнущий пылью и крысиным пометом. Подошвы глухо стучали по доскам.

            Коридор закончился широкой лестницей. Отец Никодим стал подниматься по ней, я - следом, догадавшись, что мы из одноэтажной пристройки перешли в пятиэтажную башню.

            На первом этаже – площадка со  стеклянными дверями, перед которыми дежурил автоматчик. Отца Никодима он словно не заметил, а на меня бросил завистливый взгляд. За дверями виднелись витражи из цветного стекла, бросающие повсюду разноцветные блики. Под витражами - бесконечные ряды деревянных многоярусных нар, на которых – люди. Сотни, а может, тысячи, людей.

            То же самое на втором, и на третьем, и на четвертом этажах.

            -Теплица номер четыре, -  отец Никодим кивнул на стеклянную дверь.

            Автоматчик посторонился, дав мне возможность рассмотреть теплицу номер четыре. Люди, лежащие на нарах, неподвижны, кожа бледна, веки сомкнуты. Многие - в неестественных позах.

            -Все эти люди, - проговорил я, подавляя тошноту, – они мертвы?

            -Они спят,- сказал отец Никодим, - так же, как спал ты, я, вот он, - кивнул на автоматчика. – Лорд-мэр приказал собрать их со всей резервации. Время от времени они просыпаются и пополняют Армию.

            -Так долго?

            -Что - долго?

            -Так долго спят?

            -Сон протекает у всех по-разному. Кто-то, как ты или я, очнулся почти сразу, эти вот заспались…

            Автоматчик негромко хохотнул.

            -Стрелок, - обратился к нему отец Никодим. – Дозволь нам с конунгом осмотреть теплицу.

            -Но, ваш крест…

            - Туда – назад. Видишь, Ахмат хочет знать, как все устроено.

            Глава ОСОБи взглянул на меня.

            Автоматчик с явной неохотой пропустил нас за стеклянную дверь.

            Едва различимый запах тления витал в воздухе. Значит, не все в теплице – спят…

 Отец Никодим повел носом и недовольно обратился к подошедшему работнику в робе, похожему на крысу, вставшую на задние лапы.

            -Плохо работаешь, Епифанцев.