Теплая птица

Киркоров кашлянул, вынул из-за пазухи портсигар. Взял сигарету, чиркнул зажигалкой. Запах дыма был горьковат и защекотал ноздри.

Киркоров протянул портсигар Снегирю, затем — мне.

«Не курю», — хотел было сказать я, но, решив, что это будет выглядеть как-то … по-бабьи, взял сигарету.

— Музейные, — вдогонку похвастался Киркоров. — Редчайший табачок. Такие сам Сталин курил.

— Ну, уж прям — Сталин, — усомнился Снегирь, выпуская дым через ноздри.

— Не веришь? Смотри!

Киркоров сунул под нос Снегирю портсигар. На серебристой крышке — выпукло — усатый во френче, в зубах — трубка; под портретом шесть букв — «СТАЛИН».

Снегирь не обратил внимания на трубку в зубах вождя и, пожав плечами, сплюнул.

— Ну, лады. Сталин так Сталин, какая хер разница? Странный ты, Киркоров.

Я поднялся, бросил окурок, — тот зашипел, как видно, угодил в лужу. Расправил спину, вскинул рюкзак на плечо.

— Пошли! Нет времени на трындеж…

Метров через триста показался новый зал. Снегирь подал знак: нужно вскарабкаться на платформу. Дальше — переплетение многочисленных лестниц и переходов, я диву давался, как он ориентируется здесь. Наконец, когда мы свернули налево, находясь перед двухпутной развилкой, я не выдержал.

— А ты, Снегирь, похоже, часто ходишь этими тропами?

— Раз в год, — отозвался Снегирь.

— Тогда я не понимаю…

— Что тут понимать? Смотри!

Он навел фонарь на стену прямо перед поворотом. Я пригляделся. Тонкая зеленая стрелка указывала направо.

— Зеленая стрелка — путь на барахолку, красная — в Сокольническую глухомань, синяя — к измайловским мародерам, желтая — на ВДНХ. Все просто.

— Все так просто, все так сложно, мы ушли в открытый космос, — пропел под нос Киркоров.

— Кончай ты со своей пидорасней, — окрысился на него Снегирь.

Киркоров сплюнул и заткнулся.

— Стоп! — Снегирь замер. — Кажись, пришли. Где-то здесь должен быть люк…

Шум голосов оглушил меня. Я никогда не видел столько людей сразу — они двигались поодиночке и группами в сторону каменной рогатой чаши. Одетые в тряпье и добротные кожанки; с оружием или без; увечные, здоровяки, старые, молодые; почти все тащили на закорках огромные баулы, кое-кто даже вез санки, доверху груженные тряпьем и железками. На нас, как-никак, только что вылезших из-под земли, никто и не посмотрел.

— Добро пожаловать на барахолку, — сказал Снегирь, прикрывая крышку канализации.

— Да, — Киркоров с явным наслаждением втянул в легкие воздух. — Обожаю этот запах.

Пахло и вправду приятно — жареным мясом, сеном, дымком.

— Будьте начеку, — предупредил Снегирь. — Здесь кишат особисты.

При этих словах меня задел плечом закованный в кожу длинноволосый мужик и, процедив что-то сквозь зубы, проследовал мимо.

— Вот видите, — качнул головой Снегирь. — Не исключено, что этот орангутанг и есть… Пошли скорей — не до запахов.

Снегирь явно нервничал, оглядывался по сторонам, словно кролик, выскочивший из норки.

Над входом в каменную чашу красовалась надпись: «Стадион Динамо», перед чугунными воротами стояли двое с автоматами.

Приблизившись к воротам, Снегирь перестал быть похожим на испуганного кролика, теперь, скорее, он был похож на расслабленную обезьяну.

— Здорово, братаны, — бросил автоматчикам.

— Вонючий дикарь тебе братан, — в общем, миролюбиво, отозвался один из охранников. — Кто такие?

Его товарищ подозрительно зыркнул на рюкзак у меня за плечом.

— Мародеры с Района Третьего Кольца. Бескудниково знаешь?

— Не знаю, но ясно, что из жопы.

Автоматчики заржали. Снегирь заржал вместе с ними.

— Ну и нахер вы приперлись из своего Бескудникова? — автоматчик сплюнул на рыжий от мочи снег зеленоватый комок.

— Мы как все, братан, — осклабился Снегирь. — Толкнуть кое-что, дашь на дашь.

— Толкнуть, значит?

Охранник долгим взглядом окинул меня. Стало неуютно, совсем неуютно.

— А что именно вы собрались здесь толкнуть?

Капля холодного пота побежала по спине. Я сдвинул лопатки. За нами образовалась очередь из навьюченных баулами людей. Толпа надавливала:

— Вы че там, блядь, застряли?

— Пропускай этих пидаров, либо расстреливай, долго мы тут будем спины ломать?

Один из охранников явно занервничал, но его напарник упрямо стоял на своем.

— Счас я тебя пропущу, — крикнул он в толпу. — Счас я тебя, сука, на тот свет пропущу.

Он обратил к Снегирю перекошенное лицо:

— Что в рюкзаке?

— Братан, — Киркоров приблизился к автоматчику. — Зачем ты так?

— Назад, пидор.

Ствол автомата уперся в живот Киркорову. Но, кажется, кроме меня этого никто не заметил, серебряный портсигар со Сталиным на крышке перекочевал из руки Киркорова в карман охранника.

— Проходите.

Обливаясь потом, я проследовал в ворота. Черт подери, надо же!

— Я думал, взрывчатка не запрещена на барахолке, — шепнул я Снегирю.

— Не запрещена, — он ухмыльнулся как ни в чем ни бывало. — Если ты не хочешь ее толкнуть, то не запрещена…

— Киркоров.

— Чего тебе?

Я пожал одноглазому руку. Он кивнул, поведя плечами.

— Жалко портсигар.

— Новый найдешь, — убежденно сказал Снегирь.