Тепло его объятий

День пролетел незаметно. После ужина Римма предложила Глебу никуда не ходить, а вернуться в номер и лечь пораньше. Он охотно согласился, но не уловил по своей простоте сути призыва. Римме как никогда нужно было почувствовать себя желанной женщиной. Ей нужны были доказательства, что ее муж – лучший любовник на свете, которому она хочет покориться. В последнее время их секс не тянул больше, чем на троечку по десятибалльной шкале, хотя раньше имел твердую девятку.

Римме вспомнилось, как на том недорогом курорте, куда они отправились с мужем после свадьбы, они не вылезали из постели. Персонал их постоянно подначивал, интересуясь, знают ли они, что здесь есть горы? Куда же делась та страсть? Ведь они оба остались прежними. Неужели все это невозможно вернуть?

Войдя в номер, Римма прильнула к Глебу и, игриво укусив за мочку уха, прошептала:

– Пойдем со мной в душ?

– Я ополоснулся перед ужином, – пожал плечами Глеб.

– Ты шутишь? – Римма недоверчиво смотрела на мужа. – Я же зову тебя не мыться…

– Ой, не понял, прости. – Лицо Глеба залилось краской. – Но, если честно, я не очень хорошо себя чувствую. У меня изжога. Кажется, что-то не то съел за ужином.

– О боже! – вспыхнув, воскликнула Римма. – Еда – твой главный интерес в жизни!

– Почему же главный? У меня есть ты!

В данном контексте признание прозвучало как издевательство. Стуча каблуками сапог, Римма устремилась к выходу.

– Ты куда? – робко поинтересовался Глеб, когда она открыла дверь.

– Выпью чего-нибудь в баре, – ответила Римма, не обернувшись. – Спокойной ночи, выздоравливай.

Глеб некоторое время стоял перед захлопнувшейся дверью, а потом принялся раздеваться.

Он никогда не переживал из-за вспышек гнева жены, потому что знал: она любит его и через пару часов все образуется. По своей натуре Глеб был довольно закрытым и несколько ленивым человеком. Все эти страсти, битье посуды, выяснение отношений и погони друг за другом совсем не для него. Он предпочитал спокойную размеренную жизнь и такую же любовь. Поэтому он не стал волноваться из-за маленькой ссоры, а просто лег в постель.

Конечно, если бы он знал, чем обернется для него это равнодушие и спокойствие, то непременно пошел бы вместе с женой.

* * *

Римма всегда чувствовала себя несколько неловко, когда оказывалась в местах развлечений одна. Ей мерещилось, будто на нее поглядывают с насмешкой: мол, явилась в надежде кого-нибудь подцепить. Или же думают, что ее просто бросили в разгар веселья. В общем, в обычной жизни Римма избегала одиночных выходов «в свет». Но не сегодня.

Пусть думают что хотят! Да, она одна. Ей так нравится. Ей так хочется. И пойдите все к черту.

Семейная пара, спускавшаяся в лифте вместе с Риммой, выглядела как злая пародия на ее собственный брак. Пожилой толстяк, неизвестно для чего приехавший на горнолыжный курорт, что-то ласково нашептывал на ушко молоденькой хрупкой спутнице, а она улыбалась, непроизвольно отстраняясь от нависающей над ней туши. Было в этом что-то карикатурное. И очень-очень обидное.

В бар Римма вошла походкой мушкетера, готового вызвать на дуэль любого, кто бросит на нее неосторожный взгляд. Отбив сапогами четкий размеренный ритм, не совпадающий с вкрадчивой ленивой мелодией, сочащейся из динамиков, она остановилась в центре комнаты, решая, где бы расположиться.

За стойкой сидели два загорелых атлета в тесных свитерах и женщина лет сорока, нервно поигрывающая коктейльной соломинкой. Атлеты заметили появление Риммы, бросили на нее рассеянные взгляды и вернулись к беседе, почти соприкасаясь лбами. Дама с соломинкой о чем-то спросила у бармена и громко захохотала.

Решив, что в этой компании ей делать нечего, Римма устроилась на диване за низким столиком с цветочным букетом. Она умышленно расположилась спиной ко входу, чтобы никто не подумал, будто она кого-то дожидается. «Просто пришла расслабиться», – говорили скучающее выражение ее лица и свободная поза.

Просмотрев карту напитков, Римма остановила выбор на мартини, который оказался совсем не таким, какой подавали в родном городе. Сервис тоже отличался. Странное дело, но официанты-соотечественники, давно перенявшие манеры иностранных коллег, так и не научились их неподражаемому чувству собственного достоинства, никогда не переходящему в хамство. Ну а до предупредительной вышколенности австрийцев им вообще далеко, как дворняжкам до служебных собак.

Когда стакан наполовину опустел, в помещении что-то неуловимо изменилось. Все так же звучала негромкая тягучая музыка, все так же шушукались загорелые атлеты у стойки, но воздух внезапно стал другим, как это бывает в преддверии грозы. Римме вдруг стало трудно дышать, а вдоль позвоночника словно провели ледяным пальцем.

Даже не оглядываясь, она совершенно точно знала, кто сейчас стоит у нее за спиной и смотрит ей в затылок. Дима. Он и никто другой.

Неужели заметил еще тогда, за завтраком, хотя не подал виду? Или увидел только сейчас и силится понять, она ли это?