Положив на тарелку больше сладостей, чем смел надеяться Глеб, она направилась к мужу.
Как ни странно, его лишний вес больше ее не тревожил. Каждый делает свой выбор и отвечает за себя.
Мы взрослые люди, не так ли? И не нуждаемся в няньках!
Римма нерешительно переступила порог кабины подъемника и услышала за спиной знакомый голос:
– Разрешите составить компанию?
Обернувшись, она увидела широко улыбающегося Диму. Насколько позволяли актерские способности, она изобразила удивление:
– Ты?
– Ага, – подтвердил он, улыбаясь еще шире, хотя это казалось невозможным. – Разве ты не видела, что я иду за тобой?
– Нет, – солгала она.
– Будем считать, что так оно и было, – кивнул он. – Ну что, поехали?
Он показал глазами на вершину, но стало ясно, что подразумевается не только катание на лыжах.
– Поехали, – произнесла Римма с напускным безразличием.
Стоило Диме войти, как дверь бесшумно закрылась и кабина поплыла вверх.
Первые полминуты Римма смотрела в окно, делая вид, что не замечает присутствия любовника. Это давалось ей плохо. Сегодня он был в очень ярком облегающем костюме, повторяющем стиль и расцветку знаменитого трико Супермена. Свой шлем он держал на согнутой руке, словно рыцарь перед турниром.
– О чем думаешь? – спросил он.
– Так. – Римма пожала плечами. – Просто в окно смотрю.
– А я на тебя, – заявил Дима.
Усевшись рядом, он без лишних церемоний привлек ее к себе. Запрокинув голову, она смотрела в его жгучие глаза и была не в силах противиться. Дима прижал ее к себе еще крепче и дерзко приник холодными губами к ее трепетному рту.
Язык его был горяч и требователен.
«Когда Глеб целовал меня так в последний раз? – подумала Римма, обхватив руками голову Димы. – Сам виноват в моих изменах…»
Чувство вины у Риммы все чаще трансформировалось в обиду на мужа, который много лет не позволял ей испытать то, что теперь давал Дима. Только теперь она поняла, насколько ей не хватало страсти и огня. Целуя Диму, она как заклинание повторяла про себя: «Сам виноват…»
Римма уже и не помнила, когда ей в последний раз было так весело, как теперь с Димой. Став на лыжи, они со смехом, не договариваясь, помчались наперегонки, выписывая при этом такие лихие кренделя, что другие лыжники следили за ними с тревогой и завистью. Потом они, словно дети, бросались снежками, валялись в снегу и даже пытались лепить снежную бабу, которая постоянно разваливалась.
Замечательный выдался денек! Римма ощущала себя девчонкой и по-настоящему радовалась свободе. Ей нравились физические нагрузки, нравилось напряжение мышц. Она вспомнила, как Глеб устает после получасовой прогулки, и поморщилась.
«Кто же виноват, что мне скучно с ним? – оправдывалась она перед собой. – Если бы вместо того, чтобы набивать желудок, он занимался спортом, то, возможно, сейчас я каталась бы с ним, а не с Димой».
Все мысли неизменно завершались все тем же рефреном: «Сам виноват».
Дима выглядел веселым и беззаботным. Когда он заразительно хохотал, подставляя смуглое лицо ослепительному альпийскому солнцу, Римма не могла налюбоваться им. Он был красив, как полубог. Но и себя она ощущала необыкновенной красавицей. От этого ей порой хотелось вести себя немного картинно, как будто она героиня какого-то фильма – красочной мелодрамы, имеющей очень мало общего с реальной серенькой жизнью.
Вдоволь накатавшись на лыжах, Римма с Димой решили согреться глинтвейном. Устроившись в удобных креслах под открытым небом и укрыв ноги пледами, они любовались панорамой, открывавшейся сверху.
– В горах всегда чувствуешь себя немного другим, – говорил он. – Тут все видится четче, ярче. – Пригубив ароматного горячего вина, он улыбнулся. – И тут есть ты.
Римма улыбнулась в ответ. Душа ее пела. Она давно забыла, какой можно быть счастливой.
– Жаль, что мы тогда расстались, – продолжал Дима, держа стакан на отлете. – Мне было так больно, когда ты меня бросила.
– Я не бросала. Просто так сложилось…
– Не оправдывайся, не надо, – перебил он. – Что было, то прошло. А что будет…
Он не договорил. Любые слова покажутся сейчас лишними. Они просто улыбнулись друг другу и, взявшись за руки, неспешно побрели к отелю. Римма не думала о том, что их могут увидеть. Она вообще ни о чем не думала. Только чувствовала – сердцем, кожей, всем своим естеством. Она уже и не помнила, когда ее сердце так сладко замирало от простого прикосновения. Это было безмятежное, почти сказочное состояние. Но тут в мозгу зазвучал тревожный сигнал, постепенно разрушая иллюзию.
Они приблизились к территории отеля, и Римма поспешно забрала свою руку у Димы.
Увидев ухмылку на его лице, она нахмурилась.
– Напоминаю, что я замужем, – произнесла она, чеканя каждый слог.
– Я помню, – кивнул Дима.
Его очередная ухмылка вызвала у Риммы обиду, но уже не за себя, а за мужа. Глеб послушно сидел в номере, не подозревая, что ему наставляют рога.