Теплый сентябрь

Мы быстро поднялись со своих мест, по очереди двинулись на выход и вышли на улицу. Двое солдат построили нас и, не дав времени на оправку, повели группу куда-то по дороге. Мы понимали, что ведут выполнять какую-нибудь грязную работу. Так и есть, нас привели к двухэтажному каменному зданию, занятому под госпиталь или под какое-то другое полевое медицинское учреждение. Кормить нас не стали, зато "добрые" караульные по дороге любезно разрешили всем нам быстро сходить до ближайшей канавы и справить нужду. У немцев таких дела делаются очень просто - на дорогах войны можно было увидеть как целые роты немецких солдат, ничуть не смущаясь, одновременно отливают в придорожную канаву или в кювет. Так же совершенно нет проблем, для того чтобы присесть по большой нужде, будь рядом дорога или даже открытое поле. На войне нет места какому-либо стеснению!

Нас разбили на пары, чтобы избежать разных неприятностей, каждого заставили одеть на руку белую повязку с надписью "ХИВИ", которая означала, что мы добровольные помошники на службе Вермахта, выдали лопаты и отвели на место. Какой-то "артц", совершенно не глядя на нас, отдал распоряжение конвоирам, чтобы мы сначала выкопали могилы, а затем отправились к госпиталю выносить из палат умерших от ран солдат доблестного Вермахта. Уложив закаменевшие тела умерших на подводы, вместе с возницей, сопровождаем их до могильной ямы. По приезду на место, разгружаем подводы и раскладываем тела по выкопанным ямам, прямо на дно. Странно, но гробов не было, как не было и специальных смертных пакетов из бумаги, в которые укладываются погибшие или умершие от ран. В немецкой армии с этим делом очень строго! Заниматься погребением будут другие - после отпевания, когда армейский капеллан закончит свою молитву, солдаты из похоронной команды предадут тела земле. Вынося из одной госпитальной палаты умершего солдата, я увидел лежащего на кровати своего "крестника", которого мне удалось вытащить несколько дней назад. Обер-ефрейтор Иоганн лежал на соседней с умершим койке, был ещё жив и даже находился в сознании. Я посмотрел на раненого и увидел, что у него рука и обе ноги в бинтах, всё тело тоже перевязано, от подмышек и до пояса. Видимо фрицевские доктора сразу не рискнули отправить его в тыловой госпиталь, а решили подождать, пока не улучшиться общее состояние раненого. У изголовья стоит стул, на спинке которого висит новенький китель, со всеми знаками солдатского отличия на груди, а также лентами ЖК-2 и "мяса" в пуговичной петличке. Раз на стул повесили совершенно новый китель, да ещё весь "иконостас" нацепили, значит у этого Иоганна не всё так плохо. Более того, он будет своими ногами ходить по земле. Как только состояние раненого стабилизируется, его без промедления отправят лечиться в тыл, куда-нибудь в Польшу или во Францию, а после госпиталя будет обязательный отпуск на родину и не факт, что после него, этот недобиток, вернётся обратно в наши края туманов и болот.

Везунчик, каких мало!

Когда мы с напарником поднимали умершего "соседа" с кровати, без шума обойтись не удалось - заскрипели пружины на панцирной сетке днища, и Иоганн, который лежал с закрытыми глазами и спал, чутко уловив посторонний шум, сразу же открыл глаза, поднял с подушки голову и стал на нас смотреть. Он пристально посмотрел на меня своим немигающим взглядом, видимо, что-то вспоминая, а потом всё вспомнив, даже попытался как-то приподняться на постели, дёрнулся, но сил явно не хватило, его голова опустилась на подушку. Тогда раненый тихо произнёс:

О, майн Готт! Иван! Ви хайст их наме? (Как тебя зовут?) Иван?

Вольдемар! кратко отвечаю, глядя солдату в глаза.

Дааанке, Вольдемар! также тихо, слабым голосом произносит раненый.

Остальные раненые, кто был в сознании, в молчаливом недоумении наблюдают за этой сценой. Мы же укладываем умершего на носилки и покидаем палату, вынося тело на улицу. Уже после того, как освободились носилки, и мы на минутку остановились передохнуть перед новой ходкой, напарник спрашивает меня прямо в лоб:

Чё, "земелю" повстречал? Или знакомый объявился?

Крестник это мой... отвечаю на вопрос любопытного товарища по несчастью и прекращаю его дальнейшие расспросы. Давай лучше работать, немцы не любят, когда кто-то болтается совсем без дела... Можем огрести на орехи не по-детски!

До вечера мы молча таскали и возили умерших героев Рейха. После работы нас строем отвели на кухню и покормили... Осень уже начала вступать в свои законные права и теплом уже не баловала. Небо затянуло, всё чаще стали появляться свинцовые облака и моросил мелкий противный дождик - обычная питерская погода. Грязи и луж стало много, дорогу, по которой нас гоняют на работу, тоже сильно развезло. Следующие несколько дней мы заготавливали дрова для госпиталя. Ночи стали холодные, чтобы хоть как-то согреться, спать приходилось в сыроватой, плохо обсохшей, шинели.