Теплыми руками

Затем Надежда Шарковская посетила редакцию. Результатом визита стала статья, написанная Федором Ивановичем и появившаяся в газете (на первой полосе!) на следующий день. Я не берусь с точностью пересказывать ее содержание, но вкратце суть статьи сводилась к следующему: выдающийся писатель-диссидент (он же философ-моралист и правозащитник) брошен в подвалы местного милицейского гестапо и подвергается там нечеловеческим пыткам. Что ж, с этим было трудно не согласиться… Но вот дальше в статье приводились факты, мягко говоря, взятые с потолка. Не сомневаюсь, что вторую часть статьи сочинила сама Надежда – так излагать мою биографию мог только человек знающий меня исключительно понаслышке и думающий во время ее написания о чем угодно, только не об умственных способностях своего героя. Изображенный в статье весьма активный идиот не защищал разве что пингвинов от мороза в Антарктиде. Лично мне это очень не понравилось. Но что касается родственников Раи, то с тех самых пор они испытывают передо мной чувство едва ли не полубожественного благоговения.

Следующей жертвой Надежды пал вождь институтского отдела кадров Гриша. Трудно себе представить каким моральным оскорблениям был подвергнут сей женолюбивый тип, но то, что я увидел перед собой на вечеринке, было, пожалуй, только третью прежнего бесшабашного Гриши. Его душевная травма была настолько огромна, что Гриша мог смотреть (да и видеть тоже!) только на адвоката Надю Шарковскую. Он молча поглощал спиртное и часто мигал желтыми, кошачьими глазами. В ночь перед моим освобождением, Надежда, опасаясь визита милиции, ночевала у Коли дома. Гриша простоял под окнами до утра. Портфель со списками дачников он прижимал к бюрократической, пухлой груди.

Наша домашняя вечеринка удалась на славу. Пили в основном за мое здоровье и, по настоянию Федора Ивановича, за свободу слова. Второй тост часто провозглашал он сам и несколько переусердствовал. Когда его провожали, Федор Николаевич проповедовал свои идеи висевшим в прихожей курткам и плащам, а так же придремавшему возле них моему тестю Ивану Егорычу. Тесть сначала хотел поспорить, а потом передумал и снова уснул.

Как я уже говорил, застолье носило весьма скромный характер и к часу ночи женское большинство сделало все возможное, что бы, наконец, вытащить из-за стола мужчин. На автобусной остановке, в ожидании заспанных такси, Надежда Шарковская раздала последние инструкции гостям согласившимся помогать мне и дальше: Гриша занимал свой пост в институте; так и не удосужившийся познакомиться со мной некий дядя Леша должен был завтра же отключить в доме следователя воду и электричество; а одна из многочисленных теть моей жены, дама с до отвращения ехидным голосом, через каждый час должна была звонить следователю на работу и интересоваться здоровьем ее мужа. Были и другие инструкции, но они носили более интимный характер и шептались только на ушко. Судя по всему, сестричке адвоката в самое ближайшее время предстояло пережить немало неприятностей. Надежда не только отлично усвоила недавно изложенный мной план юридической защиты, но и творчески развила его с чисто женским умением.

О, Данте Алигьери!.. Путешествуя по преисподней, ты нашел там девять кругов ада, но не пропустил ли ты еще один, самый страшный десятый круг? Тот самый, в который одна женщина может с головой окунуть другую, сражаясь за обладание существом, которое некий шутник, в минуту слабоумия, назвал сильным полом?

Ночью Рая была особенно ласкова со мной. Женщины любят победителей, пусть даже и немного помятых в процессе приключений. Наша взаимная страсть возобновилась и утром, как вдруг в прихожей раздался громкий звонок. Я в сердцах ударил ладонью по подушке и выругался. Рая рассмеялась, погладила меня по голове и назвала «бедненьким». Не найдя в темноте трусы я обмотался простыней и направился встречать заранее горячо нелюбимого гостя.

За дверью стояла жена Коли Настя с мокрыми от слез глазами. Еще не успев задать ни единого вопроса, я вдруг услышал страшную новость – Колю снова забрали в милицию.

От неожиданности я уронил простыню. Не обратив на это никакого внимания, и потрясенная личным горем Настя упала мне на грудь. Я немного смутился и не знаю, что подумала о нас соседка, спускающаяся по лестнице с верхнего этажа. Впрочем, она ничего не сказала и только понимающе усмехнулась.