“Я невольно пытаюсь поставить себя на место мужа и ужасно ему сочувствую. У парня есть несколько небольших физических недостатков. Насколько мне известно, ничего такого, что могло бы всерьез ограничивать его возможности, однако сам он переживает по поводу своих изъянов и недооценивает собственные шансы добиться успеха в жизни. Ему кажется, что у него нет другого выбора, и он изо всех сил держится за эту женщину, опасаясь за свое социальное и финансовое положение”, — пояснил Дик.
На каком-то этапе Стюарт поймал себя на том, что при всем желании не испытывает ни капли сочувствия к клиентке. Он никак не разделяет ее переживаний и не понимает ее точку зрения. Как только наш собеседник осознал всю глубину своих негативных эмоций к женщине, он смиренно принял тот факт, что этой паре ему, скорее всего, помочь не удастся.
“У меня в голове разыгрывается внутренний диалог. Я постоянно спрашиваю себя: удается ли мне сохранять равновесие и держать баланс между двумя партнерами? Не вышло ли так, что я снова повелся на эту уловку и возомнил одного из супругов ангелом, а другого — воплощением дьявола? Если я ловлю себя на том, что занял неконструктивную позицию, у меня остается не так много вариантов: или гарантированно провалить терапию, или на ходу скорректировать свое отношение к ситуации. Если не пресечь эту тенденцию на корню, у меня ничего не получится: я невольно начну навязывать клиентам свою точку зрения и не смогу работать с ними так же эффективно, как с другими парами”.
По мнению Ричарда Стюарта, каждый клиент считает свои мысли, чувства и действия вполне оправданными, а значит, чтобы помочь своим подопечным, специалисту необходимо заглянуть в их внутренний мир и подтолкнуть их к желаемым изменениям таким образом, чтобы это казалось им логичным. Если заведомо записать одного из супругов в “негодяи” и дистанцироваться от него в процессе работы, все попытки выстроить эмпатическую связь будут обречены на провал.
Помимо склонности становиться на сторону “жертвы”, в работе с семьями Ричард давно заметил за собой еще одну похожую тенденцию: чрезмерно идентифицировать себя с детьми.
“Почему так получилось?” — полюбопытствовали мы.
“Я сбежал из дома, когда мне было четырнадцать, — признался Дик. — С тех пор я не верю в россказни о том, что оба родителя обязательно должны участвовать в воспитании ребенка”.
Наш собеседник упомянул об этом личном моменте своей биографии настолько непринужденно и бегло, что мы чуть было не пропустили его откровение мимо ушей, позволяя нашей беседе по инерции продолжаться в чисто интеллектуальной плоскости. Впрочем, осознав, в чем именно Ричард Стюарт только что признался, мы спохватились и попросили его поподробнее рассказать о том, что побудило его сбежать из дома в столь юном возрасте.
“Скажем так, мои родители были те еще чудаки. У меня выдалось не лучшее детство: дислексия, ужасные оценки в школе и, вдобавок ко всему, чокнутые предки. Как-то раз на последнем звонке мы с одним другом решили отправиться в свободное плавание и пустились путешествовать по стране автостопом. На перекладных я добрался до штата Айдахо и следующие несколько лет прожил там в дикой глуши на краю света, ухаживая за лошадьми”, — вспоминал Ричард.
Наш собеседник попытался сменить тему и вернуться к предыдущим размышлениям. Мы не унимались и настаивали на том, чтобы Дик рассказал, что было дальше. Как он умудрился с 14 лет расти без родительской опеки, выживая только за счет собственной смекалки и хитрости? Нам стало искренне любопытно, не этот ли неординарный опыт в итоге привел к тому, что Ричард загорелся такой страстью к семейной терапии и посвятил большую часть своей карьеры работе с конфликтными парами?
Его рассказ перекликался с некоторыми деталями из наших ранних биографий.
Ричард Стюарт признался, что, пожалуй, именно эти детские переживания и опыт жизни в неблагополучной семье сделали его настолько бесчувственным к людям, привыкшим упиваться своим страданием. “Некоторые люди не умеют ничего другого, кроме как бесконечно смаковать свою боль. Впрочем, кто знает, может быть, я сужу их слишком строго, или у меня просто завышенные ожидания”, — задумчиво протянул он.
ЭФФЕКТ ПРИНЦЕССЫ НА ГОРОШИНЕ
Зацепившись за последние слова, мы поинтересовались у Ричарда Стюарта, насколько его высоко поставленная планка отражается на работе с клиентами. “Разумеется, от себя я тоже требую многого. В глубине души я считаю, что мой долг — помочь каждому клиенту без исключения. В конце концов, мне же за это платят! Беда в том, что в реальном мире, к сожалению, вряд ли получится помочь всем”, — изрек Дик.
Наш собеседник снова подчеркнул, что одна из главных проблем, с которыми он сталкивается в работе с семьями, заключается в его склонности демонизировать родителей. Стюарт привык считать, что многие отцы и матери чрезмерно контролируют своих детей.