В его словах звучала ужасная логика. В итоге Уильям потребовал от бывшей клиентки письменное заявление о том, что она предупреждена о ситуации и тем не менее решила ничего не предпринимать. Поскольку за годы брака женщина устала от манипуляций и не чувствовала ни капли ответственности или вины, она выполнила просьбу Глассера. Таким образом Билл подстраховал себя от еще одного судебного иска.
“В тот роковой день он должен был прийти ко мне на очередную встречу, но так и не явился. Я позвонил ему домой. Никто не снял трубку. Предчувствуя худшее, я запрыгнул в машину и проехал 15 км до его дома. Я барабанил в наглухо запертую дверь и кричал что есть мочи. Я знал, что он дома, поэтому вызвал полицию. К тому моменту, как на место приехал наряд и полицейские выломали дверь, мужчина был уже мертв”.
АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ВАРИАНТЫ
Уильям Глассер до сих пор часто размышляет о том, как можно было предотвратить трагедию. “Что я сделал не так? Была ли это терапевтическая катастрофа?” Он все еще не знает однозначного ответа на вопрос.
История завершилась ужасно, но по большому счету Уильям действовал исключительно профессионально.
Когда мы спросили о том, как бы он поступил, если бы мог переиграть ситуацию, Билл развел руками. Было очевидно, что даже спустя много лет воспоминания о печальной судьбе этого мужчины по-прежнему не дают ему покоя. К удивлению для нас, слова Уильяма Глассера пришлись бы скорее в пору философу-гуманисту, чем основоположнику системного подхода к психотерапии, ориентированного на решение проблемы, и это как нельзя лучше изобличало ту боль, которой до сих пор отзывалась в его душе эта старая рана.
“Если бы я мог переиграть ситуацию, я бы уделил ему больше времени и внимания. Впоследствии я не раз делал это с другими людьми. Я просто был бы рядом с ним, постарался бы показать ему, что мне правда не все равно”, — задумчиво протянул Глассер. “Это был самый удручающий случай за все годы моей практики”, — после короткой паузы добавил он.
ЧТО-НИБУДЬ ИЗ НЕДАВНЕГО
Поскольку обе истории произошли много лет назад, мы решили, что этого недостаточно, и принялись наседать на Глассера, уговаривая его рассказать что-нибудь посвежее. Должен же у него быть для нас другой пример терапевтической катастрофы из относительно недавнего времени.
“Метод, который я практикую, — назидательно пояснял Уильям, — оставляет не так много пространства для неприятных ситуаций. Я не люблю копаться в прошлом клиентов. Они рассказывают мне о том, что их беспокоит, а я внимательно слушаю. Мой главный принцип — всегда концентрироваться на настоящем. Что толку постоянно говорить о симптомах и задавать одни и те же вопросы: “А вы расстроены? Несчастны? Вам тревожно? Вы напряжены? Вы в депрессии? У вас панические атаки?” Я никогда так не делаю. И вообще, прошу покорно извинить меня, но я правда не припомню, чтобы я в последнее время влипал в какие-нибудь передряги”.
Нас снова поразило, насколько Уильям Глассер держался молодцом во время этого некомфортного для него разговора. Он вызвался поговорить на тему, которая в принципе не вписывалась в его привычное восприятие действительности. Пожалуй, если бы не близкая дружба с Джоном Карлсоном, Билл в жизни не согласился бы на это интервью. Мы поинтересовались, как проходят его демонстрационные сессии, не сталкивался ли он в последнее время с неприятными сюрпризами во время подобных тщательно спланированных выступлений. Не сталкивался? Ни разу? Хорошо. А как насчет супервизии с терапевтами, которых он обучал своей модели терапии реальностью? Ах, не занимается супервизией? Может быть, ему вспомнится какой-нибудь промах во время преподавания на семинарах и лекциях? Ничего такого? Как оказалось, Уильям Глассер обладает невероятным умением снисходительно относится к себе, которому нам обоим с нашим перфекционизмом стоило бы у него поучиться.
Мы намеревались было досрочно закончить наше интервью, как Уильям все же решил копнуть поглубже и выудил из закромов своей памяти еще один любопытный случай. После дежурной ремарки о том, что он все равно не уверен, можно ли считать эту историю примером терапевтической катастрофы, он приступил к рассказу.
“Ко мне на прием пришла состоятельная дама из Беверли-Хиллз, мать троих дочерей, с которыми я уже какое-то время работал. Я даже не помню, с какой именно проблемой она ко мне обратилась, но я вам скажу одно: еще ни одна женщина в мире никогда не выводила меня из себя так, как эта дама. Она могла бы смело соревноваться за звание самой взбалмошной, беспардонной и несносной персоны, которую я только знавал в своей жизни.