В те времена у меня было туго с практикой, и мне отчаянно были нужны клиенты. Я был готов ухватиться за любой случай, даже если сама проблема выеденного яйца не стоила. Честно говоря, я согласился работать с ней только потому, что боялся, как бы она не отговорила ходить ко мне своих дочерей, а целых три клиента для моей тогдашней практики были бы ощутимой потерей. Судя по всему, матери понравилось то, как моя терапия влияла на ее дочерей, если она сама захотела пройти несколько сессий со мной.
Как вы догадались, эта женщина, мягко говоря, не вызывала у меня особой симпатии. Помнится, она все время только и делала, что хвасталась богатством и связями своих родственников, и постоянно приговаривала, что ее семейство легко открывает двери в кабинет губернатора Калифорнии. Я видел ее первый раз в жизни, но одного часа в обществе это дамы хватило мне с головой, чтобы проникнуться к ней глубочайшим презрением.
Когда сессия уже подходила к концу, я допустил непростительную ошибку и прямо высказал ей все, что о ней думаю. У нее отвратительный характер. С ней неприятно находиться рядом. Она обычная необразованная хамка, умудрившаяся удачно выйти замуж за богатого парня и возомнившая себя кем-то, кому должны кланяться все вокруг, включая губернатора Калифорнии.
Я сказал, что мне неприятно даже с ней разговаривать. Мне не нравится ее манера поведения. Она вызывает во мне неприятие и враждебность. «Жду не дождусь, пока вы уйдете», — бросил ей я в качестве завершающего аккорда”.
Билл задорно рассмеялся, воспоминая о собственной безрассудной выходке. К его глубочайшему разочарованию женщина не то, что не вспылила в ответ, а, казалось, даже не обиделась на его тираду. Она встала и вышла с выражением глубочайшего удовлетворения на лице, словно только что доказала всем, что этот некомпетентный психиатр Глассер вовсе не такой хладнокровный и рассудительный, каким пытался казаться. В конце концов, именно ради этого она сюда и пришла.
После долгих размышлений Уильям Глассер пришел к заключению, что последний случай все же можно расценивать как пример терапевтической катастрофы, поскольку он так и не помог ни дочерям, ни матери. Он позволил ей задеть себя за живое. С другой стороны, Биллу удалось вынести из этого опыта немаловажный урок. “С тех пор я всегда старался вести себя более сдержанно. Это был первый и последний случай, когда я сорвался на клиента”.
Даже спустя много лет Биллу стыдно за свой промах. “Ей удалось выставить меня некомпетентным психиатром. Мне нужно было лучше делать свою работу. А вдруг женщина действительно пришла ко мне за помощью, а я так грубо ее прогнал?” — подытожил он.
РАЗБЕРЕМСЯ С ТЕРМИНОЛОГИЕЙ
В стремлении помочь Уильяму Глассеру осмыслить эти примеры далеко не самой безупречной работы мы решили сделать шаг назад и для начала разобраться с терминологией. В конце концов, для того чтобы понять, можно ли считать ту или иную ситуацию терапевтической катастрофой или нет, нужно сначала определиться с тем, что же такое терапевтическая катастрофа. Как оказалось, у Уильяма было вполне конкретное представление о том, что представляет собой провальная психотерапия, которое идеально вписывалось в его теоретические изыскания.
“Мне кажется, терапевтическая катастрофа случается, когда терапевт прямо или завуалировано дает клиенту понять: «Вы не в своем уме. Вы ни за что не сможете позаботиться о себе без моей помощи». Именно такому подходу меня в свое время учили в ординатуре: шизофреники — это душевнобольные люди, к которым никогда не вернется рассудок. Я всегда считал, что это в корне ошибочный подход. Насколько бы сумасшедшим ни казался мне сидящий напротив человек, я никогда раньше времени не списывал его со счетов. Даже когда мне доводилось работать с откровенно неадекватными клиентами, я твердо знал, что вскоре лечение принесет плоды, и человек по крайней мере сможет внятно со мной разговаривать. В подавляющем большинстве случаев так и происходило. Да, невозможно просто взять и исцелить шизофреника, однако подобный опыт убеждал меня в том, что сумасшествие — это скорее не болезнь, а в каком-то смысле личный выбор человека, который не хочет быть вменяемым”, — рассуждал Уильям Глассер.
Уильяму, посвятившему не один десяток лет популяризации идеи о том, что у каждого человека куда больше свободы выбора и возможностей влиять на свою жизнь, чем принято считать, досадно осознавать тот факт, что его взгляды до сих пор встречают сопротивления в профессиональной среде. Как бы Билл ни старался, многие специалисты, особенно медики, продолжают настаивать на том, что в основе душевных расстройств лежат органические причины, а медикаментозные препараты — лучшее лечение.
“Терапевтическая катастрофа, — продолжал Глассер, — случается, когда вы убеждаете клиента в том, что он болен и никто кроме вас не сможет ему помочь; когда вы говорите человеку, что с ним что-то не так, что ему не справиться самому и что только вы способны разобраться в его проблемах”.