Терапия

Идея постановки родилась у Беды Харрингтона, председателя клубного комитета. Я никогда раньше не слышал, чтобы кого-нибудь так звали - Беда, и при знакомстве по своей серости спросил, как точно ставится ударение в его имени. Он, видимо, решил, что я к нему цепляюсь, и сдержанно проинформировал меня, что Бёда - это имя древнего британского святого, монаха, известного под именем Беда Достопочтенный. Беда и сам пользовался заметным уважением, особенно со стороны взрослых. Он был на год или два старше меня и Морин и делал блестящую академическую карьеру в Сент-Алоизиусе, местной католической классической школе. В то время, о котором я пишу, он был старостой класса и только что получил место в Оксфорде, где он собирался в следующем году проходить - или, как он любил говорить, щеголяя своими тайными познаниями, где им будут читать английский язык. Он был высокий, с длинным, тонким бледным лицом, бледность его подчеркивали очки в толстой роговой оправе и жесткие черные волосы, которые казались разделенными на пробор не в том месте, потому что всегда стояли торчком или падали ему на глаза. Несмотря на свои интеллектуальные достижения, Беда был обделен талантами, ценившимися в молодежном клубе. Он не танцевал и не играл в футбол, да и вообще не занимался никаким спортом. В школе его освобождали от игр из-за близорукости, а танцы, как он утверждал, его просто не интересовали. Думаю, на самом деле они его очень даже интересовали из-за возможности физического контакта с девушками, но он боялся, что с его нескладным телом, плохой координацией и огромными ступнями у него, скорей всего, получится плохо, а показаться смешным на уроках танцев было для него неприемлемым. Беде Харрингтону необходимо было преуспевать во всем, за что он брался. Он добился, чтобы его выбрали председателем комитета, и руководил всеми вокруг. Он издавал клубный бюллетень, который сам и писал, и размножал на ротаторе, получая неразборчивые слепые копии. Изредка ему удавалось навязать сопротивляющимся членам клуба мероприятия интеллектуального характера, например диспуты или викторины, на которых он мог блистать. Во время воскресных «вечеров общения» он чаще всего был погружен в беседу с отцом Джеромом, или морщил лоб над клубными счетами за продукты, или сидел в одиночестве на складном стуле - руки в брюки, длинные ноги вытянуты - и с едва заметной улыбкой превосходства обозревал шаркающую и кружащуюся толпу, словно школьный учитель, снисходительно относящийся к детским забавам своих подопечных. Однако в его глазах таилось тоскливое желание, и иногда мне казалось, что он с особой жадностью задерживает свой взгляд на Морин, покачивавшейся в моих руках в такт музыке.

Рождественское представление было типичным примером саморекламы Беды Харрингтона. Он не только самолично написал сценарий, он сам стал режиссером и актером, выступил в роли художника, подобрал музыкальное сопровождение и сделал почти все, что можно было сделать, кроме шитья костюмов - эту задачу он возложил на обожавшую его мать и бесталанных сестер. Пьесу должны были показывать в предрождественскую неделю в помещении школы для малышей три вечера подряд, а затем один раз в местном доме для престарелых, которым руководили монахини, - 6 января, в праздник Богоявления - в «Двенадцатую ночь», как педантично он нас проинформировал на первом прослушивании.

Оно состоялось в начале ноября, в одну из клубных сред. Я пошел с Морин, чтобы приглядывать за ней глазом собственника. В прошедшее воскресенье, пока я танцевал с другой девушкой, Беда Харрингтон отвел Морин в сторону и добился у нее обещания сыграть роль Девы Марии. Она была очень польщена и взбудоражена такой перспективой, и поскольку я не смог уговорить ее отказаться, то решил к ней присоединиться. Увидев меня на прослушивании, Беда удивился и выказал некоторое недовольство.

- Не думал, что тебя это заинтересует, - сказал он. - И уж если быть до конца откровенным, мне кажется, участие некатолика в приходской рождественской пьесе не совсем уместно. Мне придется спросить у отца Джерома.

Вряд ли бы кто-то удивился, узнав, что для себя Беда оставил роль Иосифа. Осмелюсь предположить, что он сыграл бы и архангела Гавриила, и всех трех волхвов, если бы это было в человеческих возможностях. Морин быстро утвердили на роль Марии. Я просмотрел экземпляр сценария, отпечатанного на ротаторе, подыскивая себе подходящую роль.

- А как насчет Ирода? - спросил я. - Вряд ли нужно быть католиком, чтобы сыграть его?

- Можешь попробовать, если хочешь, - проворчал Беда.