Общение с тяжко больным складывается из каких– то на первый взгляд незаметных, приятных мелочей, проявления внимания, заботы. Как много поводов есть, чтобы проявить свою любовь!
Ему уготовано не так уж много времени…
Думали ли вы, дорогие читатели, как можно наиболее точно охарактеризовать человека?
Весьма интересные мысли я обнаружил в книге Георгия Когонашвили «Свидетели верные».
– Можно ли о человеке, – спрашивает Георгий, – сказать одним словом? Наверное, это очень трудно и не всегда возможно.
Однако если говорить о протоиерее Владимире Карпеце, то к нему больше всего подошло бы слово – любовь. С прекрасным понятием любви связано много производных слов: доброта и ласковость, отзывчивость и сострадание, внимательность и забота.
О любви можно писать объемные научные трактаты. Но что же такое – любовь, с христианской точки зрения?
Вот об этом «дополнении» и стоит поговорить, вспоминая нашего горячо всеми любимого батюшку Владимира. Он дополнял нашу жизнь своей неутомимостью в служении Богу и людям, он дополнял нашу жизнь своей ярко выраженной жаждой Божественной любви, он дополнял нашу жизнь своими молитвами, своими любвеобильными делами.
– Удивительно, но отца Владимира хватало на всех, – рассказывает священник Вячеслав Кулагин, – многие десятки встреч, с духовенством, с руководителями города, учреждений, с мирянами, стекающимися к нему со всех концов света. Батюшки хватало и для бесед с учителями, с врачами, с воинами. Находил он время и на интернат, и на противотуберкулезный диспансер. Вспоминаю: как бы ни был он занят, если ему говорят – батюшка, пойти очень нужно, – он быстренько надевал на себя поручи, епитрахиль. Ответ был один: пошли, я готов.
Да, на всех, на всех хватало отца Владимира. Мы очень реально ощущали, что на нас изливается молитвенная любовь Божия, изливается на всех без исключения.
– Вы знаете, когда он появился в Севастополе, – продолжил отец Вячеслав, – то был совершенно высохший, какой-то утонченный. Перемещался с такой подвижностью, ему была присуща какая-то особая, я бы сказал, виртуозная подвижность – так что, образно говоря, он напоминал «мощи», летающие по городу. У тех, кто видел его, в сердце возникало ощущение, что он торопился. Не суетился, не метался впустую – а именно торопился. Торопился успеть сделать все, к чему призвал его Бог, он боялся уйти от нас, не выполнив чего-то очень важного…
Очевидно, молитвенная душа отца Владимира ощущала, что ему уготовано Всевышним не так уж много земных лет для службы людям.
Все ли мы исполняем завет: спешите делать добро? Когда думаешь об этом, невольно приходят на ум некоторые воспоминания о событиях восьмилетней давности. Эти годы жизни отделяют меня от той Божественной радости, которая дарована была мне, грешному, после автокатастрофы: ощутить в «том» мире свет Любви Божией. После выздоровления, работая в своей крымской келье над продолжением книги, я натолкнулся на удивительные строки в сочинениях архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Шаховского).
Буквально за час до этого, во время прогулки по монастырским аллеям, я беседовал с паломниками из Курска о том, надо ли спешить в этой жизни и для чего спешить, есть ли духовные причины для спешки.
– Какая суета сейчас в мире, – сокрушалась бабушка тяжело болящей внучки, – люди бегут, ничего не замечая вокруг.
– В этом-то и заключается сила бесовского давления на человечество, – подтверждаю ее беспокойство, – врагу рода человеческого важно нагнетать темп жизни, чтобы у человека в его бесконечном беге не осталось времени замечать трудности людей, помочь кому-то.
– Просто в ужас приходишь от этого водоворота, – горюет женщина, – спешка эта, наверное, мчит нас к концу света.