Терпень-трава

– Чего? – переспрашиваю, хотя отлично понимаю, что о деньгах и спрашивает сейчас мальчишка, но… тяну время, с мыслями собираюсь. Не ждал я помощи именно от него. Не ждал. Ребёнок ещё ведь.

Собрание притихло. Шикают друг на друга, интересно всем…

– Ну, денег! – как первокласснику поясняет мне Мишка, и звонким уже голосом, с нажимом спрашивает. – Вы же про деньги сейчас говорите, да?

– Про деньги. Да. А что? – Вновь глупо топчусь на месте.

– Есть деньги. – Чеканит Мишка. На лице решимость и восторг, как у троечника – раньше всех решившего сложную задачку.

Фраза повисла.

Такую именно тишину я слышал кажется только в цирке, когда воздушный акробат, высоко под куполом, оторвавшись от одной тоненькой трапеции стремительно летел сквозь огромную пустоту к другой трапеции… встретятся ли! Поймает ли!!

– Где… есть? – Заполняя повисшую паузу, спрашивает уже Валентина Ивановна. В голосе сильная доля иронии, сарказма, но, я различаю, и капля надежды. Как раз, как у той учительницы: Неужели решил?! Сам!! Не может быть! Списал, наверное! Ой, списал!.. Нет?!

– У меня есть! В банке. – Простодушно парирует иронию Мишка и садится на место.

– Ха!.. У него, люди!..

– У мальца!! В банке!! – Собрание вновь взрывается ироничным, теперь уже точно до слёз, истерическим смехом.

– Ох!.. В трёхлитровой, наверное!

– Кошкины слё-ёзы!!

Вовсю веселятся шутке. А мы с Мишкой смотрим друг на друга. Только мы и понимаем сейчас смысл заявленного. Я с удивлением и благодарностью смотрю, а Мишка просительно, поддержки ждёт: «Ну чего они так смеются, Палыч? Не верят?! Скажи им, дядь Женя, скажи. Я же не вру».

Киваю головой: конечно, поддержу, Мишель. Конечно, я знаю, что ты не врёшь. Я – верю. Я – с тобой. Как завзятый трибун поднимаю руку вверх – жест, замечу, вырабатывается на публике мгновенно, – смех тут же умолкает. Отсмеялись люди. Вытирают кулаками слёзы, швыркают носами…

– Повеселились, и будет, – говорю. – Что касается денег, я подтверждаю, кое какие у нас есть. – У меня действительно и в баксах кое-что есть, и в рублях, и что-то на кредитных карточках там. На первое время хватит, я думаю. – А не хватит… – Уверенным тоном заявляю. – Ещё найдём! Главное, что б работа была.

На лицах собрания полнейшее смятение: и радость, и недоверие, и надежда. Надежды всё же больше. Как у матросов, завидевших вдруг землю: только б не мираж.

– Так, это что ли правда, председатель? И деньги мал-мала какие у нас есть? – послышались вопросы.

– Не шутка?

– Какие уж тут шутки! – Пожимаю плечами. – Мы ж о деле говорим. Ни я, ни Мишель врать не будем. Мы люди серьёзные, ответственные.

– Эт, да! Это уж понятно.

– Вот подвезло, люди!

– И председатель теперь свой есть и деньги… Факт, как повезло!

– Так, о чём тогда разговор, земляки! Записываемся срочно тогда.

– Эй, Валентина Ивановна, меня первой записывай! Я одна возьму четырёх поросят, и одного кабанчика! – Мгновенно выстроилась очередь из леса рук.

– И я тоже. Записывай, председатель. Феклистова Людмила Леонидовна я.

– В очередь, в очередь!..

– Меня сначала, я первая предложила. Зимины мы. Пиши. Петро Михалыч и я, Вера Григорьевна. Четыре самочки и одного кабанчика записывай на нас.

– А мы Пронины, председатель. Мы шесть поросят возьмём. У нас стайка большая. Не то что у Леонидовны.

– Не боись. Я, если что, и в избе подержу, на кухне, не впервой… Как курей…

– Я тоже могу взять штуки три, четыре…

– Не надорвёшься, Вера Фёдоровна, в твои-то годы?

– Чего?

– Того, говорю. Ты ж глухая, не услышишь, как они орать-то у тебя будут… с голоду.

– Чего? Орать? Хто?

– Поросята-ть твои… Хто! Хрю-хрю.

– А, поросята!.. Глухая совсем ноне стала, плохо различаю… Нет, орать они у меня не будут. Я ж держала свиней. До шести голов. Да!

– А нам бы бычка и тёлочку…

Ещё затратили полчаса и, наконец, перешли к «разному».

Есть, товарищи, такой раздел в повестке любого общего собрания – кто забыл – есть! Он сохранился. В самом конце он. Позже могут быть только танцы, и разные последствия этого.

Здесь, сейчас, в «разном» важного было достаточно много, я отметил. Первое: на дальней окраине поля, под дальней рощей, кто-то засадил, оказывается, поле коноплёй. Кто? Это ж страшный наркотик! Мафия, значит! Чёрт знает что! Второе: лекарств нужно старикам срочно достать. Третье: срочно найти вывезенную технику…

– Председатель, – снова слышится тот знакомый женский голос – Светлана. Сейчас она поднялась, стоит. Руки теребят концы тоненького пояска, подчёркивающего её талию. Аккуратная, в меру полная фигура, полная грудь, лицо светится смущённой полуулыбкой, на щеках ямочки, стрижка короткая, но пышная, волнами, в ушах серёжки. – Нам бы музыку какую… – Голос у неё приятный, мелодичный, не хриплый – не курит, значит! – даже звон колокольчиков в нём слышится… кажется… – Чтобы танцы были. – Говорит она. – И самодеятельность тоже… Если можно. Желательно, в общем.

В поддержку тут же послышались голоса.

– Да, Палыч, это б хорошо.

– Как и раньше, что б… Нужно!

– Точно! У нас все были в селе певучие и голосистые! Всегда! Да!

– На конкурсах районных всегда выступали…

– Первые места брали… Грамоты…