Терпение дьявола

Она продвигалась вперед по этому кладбищу воспоминаний с большой опаской, не забывая о том, что идет по следам серийного убийцы, безжалостного маньяка, который наверняка снабдил свое логово хитрыми ловушками, хотя в этом вряд ли была необходимость. Но излишняя осторожность лучше, чем дурацкая смерть, повторяла себе Лудивина, чтобы не ускорять шаг.

Она миновала зал, когда-то, видимо, служивший приемным покоем – там у стен стояли банкетки в пятнах плесени, дальше начинался коридор с крошечными кабинетами, оснащенными внушительного размера аппаратами – рентгеновскими и терапевтическими, – и переходил в другой, без дверей. Идти по следам дьявола было несложно – даже дьявол не властен над временем, и четкие отпечатки ног на полу можно убрать, лишь вычистив весь санаторий, что никому не под силу.

Брюссен умен, но он не волшебник.

Убийца приходил сюда слишком часто, чтобы не оставить признаков своего пребывания, к тому же он притащил сюда Альбану и Фредерика – теперь уже сомнений в этом быть не могло, Лудивина видела отпечатки нескольких пар ног своими глазами.

Она в очередной раз свернула за угол, спустилась на несколько ступенек и попала в помещение, полностью облицованное кафелем; воздух здесь был кисловато-затхлый, пахло смесью мочи и желчи. Лудивина крепче сжала фонарик. Золотистые пылинки поредели в желтом луче, как будто даже пыль избегала этого места.

Ритмично капала где-то вода, ветер злился и шипел, захваченный в ловушку вентиляционных труб, сердито шепелявил в темноте, окружавшей Лудивину.

Ей казалось, что сейчас она глубоко под землей. Сколько времени ей понадобилось, чтобы сюда спуститься? Минут десять, не больше. «И если возникнут проблемы, столько же времени уйдет на то, чтобы вернуться на поверхность», – с тревогой подумала она.

Не дергайся. Нет никаких причин нервничать.

Круг света от фонаря упал на пакет с веревками, лежащий на кафеле, и неожиданно блеснуло зазубренное лезвие ножа, словно коварный глаз.

Она достигла цели. Запах сгустился – теперь уже отчетливо пахло страхом. Прогорклая вонь подсохших испражнений… Здесь убийца и держал Фредерика с Альбаной, здесь они провели последние дни и минуты. Эхо их смерти еще металось между стен, Лудивина почти физически слышала последний вздох каждого из них, то, что на жаргоне пожарных и врачей скорой помощи называется «гасп»[67] – рефлекторное агональное дыхание, которое иногда вырывается из тела после смерти.

Она старалась ступать бесшумно, из уважения к мертвым; в помещении воцарилась странная атмосфера, торжественная, церемониальная тишина. Луч фонаря пробежался по пожелтевшему кафелю и уперся в дверь.

Та самая камера смертников – Лудивина поняла это, едва увидев два новеньких, недавно привинченных засова и дыру в створке вместо глазка. Она тихо вошла, стараясь ни к чему не прикасаться; вонь сделалась сильнее.

Но живот скрутило не от вони – Лудивина повернулась, осветив дверь изнутри, и увидела следы ногтей. Их было огромное количество – кривые царапины, кое-где испачканные багровым. Пленники ломали ногти, пытаясь выбраться.

Брюссен довел молодую пару до безумия. Лудивина не могла представить себе, что он им говорил, какой чудовищной психологической пытке подвергал Фредерика и Альбану в течение нескольких дней взаперти, но он определенно получал от этого наслаждение, извращенная натура психопата натешилась вдоволь. «Отберите у ребенка все игрушки на пару недель, а потом дайте ему одну, любую, скажите, что он может делать с ней что хочет, и посмотрите на результат», – подумала Лудивина.

Только вот Брюссен не обладал простодушием ребенка. Это был больной человек, изверг и безумец, который испытывал удовольствие от человеческого отчаяния и страданий, полностью подчиняя себе чужую психику. Крики людей были бальзамом для его души, слезы – нектаром.

Пятно света от фонаря скользнуло по стене и остановилось на надписи, совсем свежей, неловко и коряво нацарапанной какими-то подручными средствами:

«Папа, мама, мы вас любим. Альба и Фред».

У Лудивины сжалось сердце. Родители молодой пары никогда не оправятся от горя.

Вонь была такая, что ее уже тошнило. Она прикрыла рукой нос, повернулась к выходу из камеры – и услышала шорох, донесшийся из темноты. Тело мгновенно напряглось, все чувства обострились.

В следующее мгновение Лудивина шарахнулась назад, не сумев даже вскрикнуть – страх парализовал гортань, даже рефлекс выхватить оружие и выставить его перед собой не сработал.

На пороге крошечной каморки, прямо перед ней, стоял Серж Брюссен и пристально смотрел на нее. Ему в лицо бил свет фонарика, но глаза его были широко раскрыты, а зрачки нездорово расширены – два бездонных черных колодца готовились втянуть ее в себя, выпить до капли.

Брюссен хотел увлечь Лудивину в свои бездны.

Она с трудом сделала вдох, внезапно покрывшись испариной; сердце всполошенно заколотилось, правая рука потянулась к рукоятке «зиг-зауэра».

Настал час истины. Она собиралась проверить, уязвим ли дьявол для пуль.